Джон Норман - Свидетельница Гора

Меня уже начал мучить голод. Вот только пить и есть в этом месте мне по-прежнему крайне не хотелось.

Впрочем, мне самой было понятно, что все мои расчёты и надежды разбивались о суровую действительность. Все факты, что окружали меня, начиная с моего появления здесь, явная рутинность манеры лишения меня свободы, характер этой камеры или конуры, предполагали некую систематичность, намекали, что это не было уникально, что я не была здесь первой, и скорее всего, не буду последней. Казалось просто неправдоподобным, что это всё было сделано специально для меня. А значит, вероятность того, что мои просьбы и мольбы смогут разжалобить моих похитителей, можно было считать пренебрежительно малой.

Я немного поёрзала, пытаясь найти удобное положение.

Было трудно постичь окружавшую меня действительность. Темнота, сырость, камни, стены, сырая вонючая солома, ошейник, цепи, моя нагота. И одновременно с этим, некое странное чувство защищенности, возникавшее просто от того, что я была на цепи.

Вариант что я сошла с ума, я даже не рассматривала. Цепь была слишком реальной.

Через некоторое время, я перевернулась на живот и, подползя к тому углублению в полу в котором была вода, припала к нему губами. Ещё чуть позже я протянула руку к другой полости и, забрав оттуда размокшую корку хлеба, съела её. Уже через мгновение, я с жадностью набросилась на ту порцию еды, что была оставлена в том же углублении. А позже, я ещё и тщательно и систематично, пальцами исследовала внутреннюю поверхность ниши, подобрав каждую крошку еды, которая оказалась пропущенной в первый момент. Внезапно каждая частичка еды стала для меня драгоценной. По мере того как я с благодарностью слизывала с пальцев одну крошечную влажную крупинку за другой, я всё яснее сознавала что, теперь вопрос моего питания, вплоть до таких деталей как время приёма пищи, количество этой самой пищи, да и будет ли эта пища вообще, в буквальном смысле этого слова зависит от кого-то другого. И понимание этого не могло меня не пугать.

Я снова склонилась над первым углублением, в котором ещё оставалось немного воды, допила её, а затем, вытерев рот тыльной стороной ладони, перекатилась на спину и уставилась в темноту.

Потом я подняла согнутые колени, и закинула скованные наручниками руки за голову. В руки вдавилась цепь, лежавшая позади меня, соединявшая мой ошейник с кольцом в стене.

Меня нельзя было назвать ни сильной, ни крепкой. Я не была каким-нибудь мощным и опасным существом, я даже никогда не была достаточно сильна, по сравнению со своими сверстницами. Тогда в чём, спрашивала я себя, был смысл тех цепей, которые на меня надели. Возможно, они были для меня уроком. Нет, что и говорить, они превосходно справлялись со своей задачей! Я была их беспомощной пленницей. Они отлично удерживали меня на месте! Я не смогла бы броситься к двери, если бы та вдруг открылась. Я не могла бегать. Я не могла свободно пользоваться руками. Не трудно догадаться, что они могли бы препятствовать мне, особенно вначале, если бы я оказалась настолько склонной к истерикам и панике. Но что-то заставляло меня подозревать, что основная причина того, что я оказалась в них, имела весьма отдалённое отношение безопасности. То, что они были на мне, то, что я была в них и чувствовала себя столь беспомощно, скорее всего, было предназначено, особенно в данный момент, чтобы преподать мне определённый урок. Чтобы позволить мне начать знакомиться с цепями, позволить мне начать привыкать к ним. Чтобы эти глубокие и наглядные символы начинали учить меня тому, чем я стала, кем я теперь была. Это также намекало мне на то, что позже, я и такие как я, часто могли бы обнаружить, что закованы в цепи. Но это, также заставляло меня предположить, что кроме практических вопросов, таких как соображения безопасности и символизма, эти цепи могли бы расцениваться кем-то с точки зрения уместности, я и возможно другие такие же как я, оказались теми, для кого было бы уместно быть посажеными на цепь. Мы были тем видом существ, которым это подобало. Безусловно, вне всех этих соображений, у меня не оставалось никаких сомнений, в эффективности этих цепей. Держали они нас отлично.

Я перекатилась на бок. Мне вспомнилась простая постная скудная пища, которую для меня оставили. Кем была я, в который раз спрашивала я себя, если подобная субстанция считалась для меня подходящей. А ещё цепи. Кем была я, что должна была носить цепи?

Я догадывалась и не осмеливалась озвучить свою догадку, я знала, но боялась это признать.