Джон Норман - Кейджера Гора

— Вы видите это? — спросил мужчина.

— Да, — ответил его товарищ.

— Это просто невероятно, — воскликнул первый.

— Сходство действительно поразительное, — кивнул второй мужчина.

— Пожалуйста, повернитесь к нам в профиль, и поднимите подбородок, мисс Коллинз, — попросил первый мужчина, и я подчинилась, поскольку находилась в фотостудии, а мужчина как раз и был фотографом. — Немного выше, мисс Коллинз.

Я подняла подбородок ещё выше.

— Вы, можете переодеться вот здесь, — предложил этот мужчина перед началом фотосессии, указав на небольшую раздевалку в студии. Мне вручили пару сабо, белую шелковую блузку и чёрные шорты.

— Никакого нижнего белья, — предупредил он и, видя, что я удивлённо смотрю на него, пояснил: — Нам не нужны складки от них.

— Конечно, — согласилась я.

Шорты были очень коротки, и, даже без трусиков, были мне, по крайней мере, маловаты. Блузка, также, даже без бюстгальтера, была в обтяжку.

— Пожалуйста, подтяните блузку вверх. Мы хотим видеть талию, — распорядился он, и я подчинилась. — Ещё выше.

Я снова подчинилась.

К моему замешательству, я была несколько раз, в фас и профиль, сфотографирована, перед щитом, расчерченным различными линии с делениями. По-видимому, это было что-то вроде измерительного инструмента. Вот только линии, насколько я заметила, были отградуированы не в дюймах, и ни в сантиметрах.

— Теперь, пожалуйста, встаньте в ящик с песком, — попросил он.

Я встала на песок, насыпанный в широкий, плоский ящик, при этом позади меня оказался щит с изображённым на нём пляжем. Затем, в течение нескольких минут, фотограф, двигался вокруг меня, стремительно и профессионально, иногда приближаясь почти до неприличия близко, отдавая мне команды и щёлкая камерой. Я была заснята в невероятном количестве разнообразных положений и поз. Я ещё подумала, что эти мужчины, должно быть, наслаждаются, заставляя женщину демонстрировать себя таким образом. Некоторые кадры были на грани приличий. К тому же, принимая во внимание откровенность и маленький размер одежды, несомненно, вычисленный заранее, а также учитывая отсутствие нижнего белья, у наблюдателей совершенно не оставалось места для фантазии относительно линий моей фигуры. Впрочем, я не возражала, скорее даже наоборот, я получала удовольствие от этого. Всё же я считала себя довольно прелестным созданием.

Итак, я стояла на песке, подняв голову, и повернувшись левым боком к мужчинам, осветительной аппаратуре и паутине проводов. Свет софитов прямо таки обжигал меня. Справа же от меня, словно по контрасту, открывался вид на прекрасный, пустынный пляж.

— Она симпатична, — заметил первый мужчина.

— Она достаточно симпатична, чтобы стать кейджерой, — добавил второй.

— Она ей станет, — засмеялся первый.

Признаться, я не поняла того, о чём они говорили.

— Не смотри на неё просто с точки зрения таких предсказуемых и соблазнительных особенностей, — усмехнулся второй мужчина.

— Вы ясно видите её полезность для нас, не так ли?

— Конечно.

Я по-прежнему не понимала их.

— Включите вентилятор, — велел первый мужчина, и я сразу почувствовала освежающий поток воздуха, от направленного на меня большого вентилятора, что я не могла не приветствовать, поскольку уже была изрядно разогрета софитами.

— Эта монета, или медаль, или независимо от того, что это, ставит меня в тупик, — признался невозмутимый мужчина в очках и белых хлопчатобумажных перчатках, державший странный предмет за края, и затем, положивший его на мягкую фетровую ткань между нами.

Этот мужчина был профессиональным экспертом, к которому меня направил один нумизмат. Его задача состояла не в том, чтобы оценивать монеты, а лишь в том, чтобы давать обоснованное заключение о таких вопросах как их тип и происхождение в случаях, когда это неясно, а также, когда это необходимо, принимать решение об их подлинности.

— Но она подлинная? — поинтересовалась я.

— Скажите, пожалуйста, кто вам её продал? — спросил мужчина, — Частное лицо? Сколько Вы заплатили за неё?

— Мне её подарили, — пояснила я, и добавила: — частное лицо.

— Это чрезвычайно интересно, — пробормотал эксперт.

— Почему?

— Исключается самая очевидная гипотеза. К тому же это было бы глупостью.