Екатерина Кинн - Крылья Вёлунда

— Вёлунд его звали.

— Точно! Вспомнил я эту историю…

— И что ты вспомнил?

— Ну, как… Конунг Нидуд пошел в северные земли и пленил там альва…

— И все? — Парень скривил губы. — Мало же у вас об этом знают.

— А ты больше знаешь?

— А как же! И тебе стоит узнать. Тут к северу есть край, который зовется Ульвдалир. Там жили три альва, люди звали их Слагфид, Эгиль и Вёлунд. Жены их были валькирии. Каждые девять лет валькирии улетали высоко в Широко-Синее, к другим валькириям. У альвов было много сокровищ, а Вёлунд дружил с двергами [2] Дверги — в русском переводе Эдды карлики, цверги. Рудной горы, и они носили ему самолучшее железо и серебро из своих шахт. И вот случилось так, что валькирии вновь улетели в Широко-Синее, а Слагфид и Эгиль отправились за ними. И в доме остался один Вёлунд, самый искусный кузнец из них троих. Нидуд пошел к ведьме из Железного Леса, и она навела на Ульвдалир чары, так что Вёлунд заснул у озера непробудным сном. Тогда Нидуд пришел туда, забрал все сокровища братьев и привез Вёлунда пленником в Свитьод. У Вёлунда было кольцо для обручения, невиданной красоты — Нидуд отдал его своей дочери Бёдвильд, а меч Вёлунда взял себе. Чтобы Вёлунд не мог сбежать и отомстить, Нидуд велел обрезать ему волосы и подрезать сухожилия под коленями. После того он велел отвезти его на остров Севарстёд — вон он, торчит посреди фьорда — и заставил ковать прекрасные вещи для себя. Вёлунд не мог призвать братьев на помощь, но он сковал себе лебединые крылья и улетел. А перед тем убил двоих сыновей Нидуда и обольстил Бёдвильд. А она родила дочь. У Нидуда было еще две жены потом, и ни одна не родила ему детей.

Хёрвард долго молчал, так и сяк ворочая эту историю в голове, потом сказал:

— Понятно теперь, почему конунг оставил ублюдка. Кому охота навлекать на себя гнев альвов?

Кузнец хмыкнул:

— Зато с тех пор в Свитьоде не было голодных лет и никого не выносили в лес.

— Из-за этой… этой? — недоверчиво спросил Хёрвард. — А еще говорят, что альвы дивно прекрасны обликом.

Кузнец расхохотался.

— Кто о чем, а жених все о своем! Можно подумать, ты видел хоть одного альва своими глазами!

Хёрвард встал и пошел прочь. Совсем заморочил ему голову этот кузнец!

С утра головы болели у всех, один Хёрвард отделался легко. Странно было, что тут его принимают как ярла — сам он до сих пор не привык, что над ним нет твердой отцовской руки и что за своих людей и дрекку он отвечает сам. Хёрвард ходил с отцом в походы с двенадцати лет, ловко управлялся с парусом, побывал на Свальбарде, в стране словен и в Иберии, но всегда за его спиной был отец-конунг, был дом, куда они возвращались из похода. До нынешней весны, когда зимняя хворь унесла конунга Торварда, и его старшие сыновья выгнали младшего из дому. Никогда не было любви между сыновьями Ингиторы, просватанной жены, и Вигдис, наложницы, так что едва отец умер, как Хёрварду пришлось туго, он взял всех, кто захотел пойти с ним, и ушел в море.

Был у него хороший корабль, золото из прошлогодней добычи, два десятка хирдманов [3] Хирдман — дружинник. — молодых парней, которым не нашлось места у нового конунга, и Торбранд, воспитатель и отцов побратим. Много таких вольных ярлов скитается по морям в надежде обрести дом на суше, но немногим это удается. Хёрвард был твердо намерен сделаться зятем Нидуда и дать дом своим людям. Всего-то и надо было — жениться на уродине, с которой его обручил отец, будь она хоть дочь альва, хоть трэля, хоть инеистого великана. Женился же Ньёрд на великанше Скади, в конце-то концов!

Вечером конунг Нидуд снова давал пир в честь гостей. Рядом с седобородым хозяином сидела его дочь Бёдвильд. Хёрвард с трудом отводил от нее взгляд — она была красивая, хотя ей уже шел четвертый десяток лет, а в свете факелов казалась совсем молодой. На груди у нее красовалось золотое ожерелье искусной работы — Хёрвард никогда такого не видел, словно из тончайших золотых нитей сплетено, с крохотными звездочками цветов и подвеской в виде лебединого пера. Госпожа Бёдвильд сидела прямо и все время молчала. А кольцо у нее, заметил Хёрвард, только одно, той же работы, что и ожерелье. Была бы дочка на нее похожа…

Только о ней подумал — как она и сама явилась. Девушка шла к хозяйскому столу, и разговоры уже разгоряченных пивом гостей стихали за ее спиной. Нижнее платье у нее было белым, а верхнее — черным, без вышивки и тесьмы. Серебряный пояс и две простые пряжки — вот и все украшения. Вьющиеся светлые волосы перехвачены ремешком. Да уж, видать, лицо для дочери красавицы Бёдвильд слепил злокозненный Локи, стоило Фрейе отвернуться.