Джон Стивенс: Изумрудный атлас. Огненная летопись

И снова умирание, и снова жизнь. Майкл стал чувствовать натяжение, появлявшееся внутри мужчины, внутри него самого, каждый раз, когда новая жизнь соединялась с предыдущей…

Теперь Майкл был глубоким стариком, старше всех, кем он бывал раньше. Его кости скрючились, дыхание сделалось слабым и булькающим. Он стоял посреди освещенной свечами бальной залы, со всех сторон окруженный темными фигурами. Вот толпа расступилась, и вперед вышел мальчик. Майкл узнал Рэйфа, а потом увидел у него на руках Кейт, и уже забытая часть существа Майкла вдруг встрепенулась при виде сестры; Кейт была ранена, она истекала кровью, и Рэйф обменял себя на нее, свою жизнь на ее жизнь, его лицо было искажено мукой; потом Кейт вдруг исчезла, и все повторилось снова: Майкл умирал и чувствовал, как дух Грозного Магнуса, подобно раковой опухоли, расползается по душе зеленоглазого мальчика…

Но это перерождение чем-то отличалось от всех предыдущих, и этим отличием, как догадался Майкл, был Рэйф.

– Думаю, довольно.

Стилос выдернули из руки Майкла. Он рухнул грудью на стол, весь в поту, жадно хватая ртом воздух. Он чувствовал себя так, будто его отравили. Гнев и ненависть продолжали бурлить в его крови. Он с трудом мог стоять.

Зеленые глаза мальчика заблестели.

– Тебе понравилось путешествие по моим разнообразным жизням? Полагаю, это было достаточно… захватывающе. Не могу выразить, как я ценю твою помощь, Майкл. Но прежде чем уйти… – Он сжал кулак, и стилос с треском сломался.

– Что ты…

– Поверь, я не отказываюсь от намерения возвратить Кейт к жизни. Только не сейчас. Сначала мне нужно кое-что устроить, но я буду за ней присматривать. А ты, разумеется, можешь уйти. Полагаю, ты и так слишком задержался.

Мальчик стал таять на глазах, превращаясь в полупрозрачный призрак. Майкл бросился к нему, но его рука без препятствия прошла сквозь руку мальчика.

– Стой! Пожалуйста!

– До свидания, Майкл. До скорой встречи.

Кусочки сломанного стилоса покатились по полу, и Майкл остался совсем один. Он попытался собрать обломки, но башня вдруг содрогнулась, один из кусочков откатился в сторону и исчез в щели между досками. Тогда Майкл разжал кулак и высыпал оставшиеся обломки. Все было бесполезно. Он поднял голову и увидел, что туман поднимается от земли и волнами подступает к церкви.

Он потерпел неудачу. Более того, он все испортил, сделал все гораздо хуже. Как он теперь вернет Кейт? Что он скажет доктору Пиму? Что он скажет Эмме? Майкл повернулся к столу и взял руку Кейт. Рука была холодная.

– Прости, – прошептал он. – Я старался. Честное слово.

Он чувствовал, как тьма застилает ему глаза, как его отчаяние превращается в гнев. Это было нечестно! Так не должно было случиться! Только не с Кейт! Только не с ним! Это все из-за доктора Пима! Это все из-за их родителей! Пусть бы они лежали на этом столе! Да, он хотел увидеть их здесь, мертвыми, пускай они, только не…

И тогда тихий голос вновь прозвучал у него в голове: «Книга изменит тебя. Всегда помни, кто ты такой…»

«Это… не я, – подумал Майкл. – Это Грозный Магнус. Это не я».

Он посмотрел в лицо сестры, стал думать о ней и почувствовал, как гнев и тьма постепенно отступают. Они никуда не исчезли, они остались в нем, глубоко внутри, вместе с другими воспоминаниями, вместе с чувствами Эммы, Виламены и стража, но теперь Майкл по крайней мере знал, кто он такой.

Секунды шли за секундами. Майкл знал, что должен уходить, но не хотел бросать сестру. На самом деле, он уже не мог этого сделать. Он израсходовал последние силы на борьбу с ядом Грозного Магнуса. Прибавьте к этому утрату Кейт, встречу с отцом, нечеловеческую усталость – слишком много всего обрушилось на Майкла, и он надорвался; в груди у него будто что-то распахнулось, и все чувства, которые он месяцами держал в узде – вина, стыд и печаль, – хлынули наружу.

Он уронил голову на открытую книгу и разрыдался.

Через какое-то время – то ли через несколько секунд, то ли вечность спустя – он услышал какое-то странное шипение. Майкл встал и вытер глаза. Его слезы шипели на открытой странице. И это было еще не самое странное. Вся книга – Майкл просто глазам своим не поверил – была охвачена огнем. Языки пламени лизали края переплета, расползались по страницам, но сама Летопись и рука Майкла, лежавшая на ней, оставались невредимыми. Майкл убрал руку – огонь погас.

Он был настолько ошеломлен, что очень долго не мог собраться с мыслями.

Потом башня содрогнулась, колокола звякнули, и его разум ожил, будто от толчка. Майкл подумал об огненном узоре, вырезанном на кожаном переплете, о том, как шипели и дымились буквы, когда он писал чье-то имя, и о словах старого волшебника: «Внутри у тебя живет огонь».