Ничего не соображая, он оказал яростное сопротивление, настолько, насколько мог в своем состоянии. Его сбили с ног и тщательно, со всем молодым трудолюбием, отходили дубинками и ногами.
Он не пришел в себя даже тогда, когда «Жигуленок», наискось пролетев перекресток, выскочил на тротуар и врезался в фонарный столб на скорости километров в сто двадцать – ребята вовсю веселились в пустынном, ночном городе и водитель не считал нужным ослаблять ногу на утопленной педали газа.
Он очнулся в смятом в гармошку салоне автомобиля, когда грохот и визг раздираемого железа уже стихли, только быстро-быстро капало что-то на асфальт. Воняло бензином, потом, кровью и испражнениями. От водителя, почти раздавленного проломившим «торпеду» двигателем, мало что осталось. Боец, сидевший рядом, пролетел через лобовое стекло и, чудом миновав покосившийся столб, изломанной куклой валялся метрах в семи от машины. Один из сидевших на заднем сиденье не миновал – его размазало о столб. Четвертый лежал поверх водителя, упираясь сломанной шеей в оставшуюся от соседа кучу костей, упакованных в черную униформу и зажатых между столбом и смятой кабиной.
Он выжил и не получил ни единой царапины, потому, что бойцы, разместившиеся на заднем сиденье, уложили его на пол, поставив сверху ноги – потом он обнаружил на своей светлой рубашке и брюках следы от их ботинок.
Он выбрался через рассыпавшееся заднее стекло и, пошатываясь, пошел прочь. В голове было пусто, но сердце знало, вне всякого сомнения – машинка сработала снова, едва не угробив и его самого в этот раз.
Утро пришло в фейерверках похмельного синдрома. В глазах у него замельтешили цветные пятна, когда, убрав ноги со стола, он выровнялся в своем кресле, в ушах гудел прилив, а во рту было сухо, как в пустыне Гоби. «She comes in colors», - пропел он надтреснутым голосом и закашлялся – тысячи и тысячи выкуренных сигарет и каждая из них – гвоздь в крышку твоего гроба.
Но пить было нельзя, он знал, что первая же рюмка отправит его в небытие до полудня, как минимум. А так было нельзя, он был, все-таки – гард, охранник и где-то, как-то – секъюрити. Поэтому он сполз с кресла и побрел к морю на моцион, на утреннюю, так сказать, пробежку.
Восходящее солнце наполняло чашу острова ослепительным сиянием. – «Восхитительно», - подумал он, - «Но каково же здесь, когда солнце перевалит за гору?» - И сам себе ответил, - «Как в жопе».
Глядя в воду, он пошел по бетонному причалу, который вдавался в бухту метров на сто. Дно резко понижалось, но вода была настолько прозрачной, что, как бы и не существовала вовсе, каждый камень, каждая раковина были отчетливо видны, а над ними висели стаи огромных медуз, пронизанных голубыми нитями. – «Красиво», - подумал он, - «Хорошо бы здесь утопиться. Но холодно».
Дойдя до конца причала, он постоял, глядя в море и с наслаждением дыша. Он был готов к худшему, но, на удивление, свежий морской ветер быстро выдувал хмель, почти не оставляя похмелья. Через некоторое время он решил, что уже в состоянии пойти и посмотреть на комплекс.
Комплекс состоял из четырех приблизительно одинаковых бетонных коробок. Вблизи оказалось, что в оконных проемах нет рам, а в дверных – дверей. – «Вот жлобы», - удивился он, - «Неужели все выдернули и вывезли?»
Внутри коробки были абсолютно пусты. Не было не только обычного мусора, который оставляет после себя любая съезжающая контора – не было полов, не было электропроводки, вообще ничего. Здания выглядели так, как будто были новостройками, которыми, судя по бетону стен, никак не могли являться. – «Так где же они работали?» - подумал он, и взгляд его обратился к воротам на террасе.
Он взял ключи и открыл все трое ворот, одни за другими. Внутри были пустые помещения, напоминающие гаражные боксы, разве что несколько побольше, но все равно слишком мелкие для таких ворот. Однако если там и таилось что-то, за бетонными блоками глухих стен, то пробиться туда было невозможно, да и незачем.
Он запер боксы и пошел «домой» - навестить брагу и осуществить профилактический накат, не очень-то он доверял всем этим временным ремиссиям.
Брага играла мощно, крещендо, как «Девятая симфония» и уже горчила слегка, что свидетельствовало о приемлемой спиртовой зрелости, но он имел возможность повременить с возгоном до окончания брожения, поскольку располагал еще полулитром спирта.
Прогулка привела его в доброе расположение духа и он, умея ценить такие редкие моменты посреди моря алкогольной депрессии, улыбался и шутил сам с собой, приготовляя себе коктейль. Он решил назвать его «Мартини-Молотофф», маслины не было, но он нашел в пакете с сухофруктами сморщенную сливу и бросил ее в стакан.
Читать дальше