Спустя несколько минут Меррик наконец решился нарушить тишину. Он два раза цокнул языком, после чего сжатые от обиды на саму себя, на свою минутную слабость губы сестры расслабились, превратившись в лёгкую улыбку. Ещё одна разительная разница между ним и любым другим человеком была именно в том, сколько всего она позволяла ему, на сколько вещей просто не обращала внимания. Ни один больше человек в мире не мог бы позвать её, как собачонку, а ему это не стоило никаких усилий.
Он спустился с гамака, уселся возле неё, скрестив ноги, а затем уложил на одну из них её голову. Девушка с удовольствием приняла этот жест, поудобнее укладываясь на его ноге. Убрав руку с глаз, она протянула её назад, нащупала ладонь брата и положила её на свою щёку сверху. Блаженство и покой. Оба они были благодарны за то, что в них не угасло сильное тактильное восприятие друг друга и окружающих. Сильнее всего они ощущали друг друга через прикосновения, и многое понимали без слов, когда касались друг друга. Впрочем, не удивительно. В утробе матери слишком тесно, чтобы избежать прикосновений.
– Завтра утром уже будем на месте, – тихо произнёс он.
– Кто б мог подумать, – она зевнула и прикрыла глаза.
– Ты бы не могла, – отшутился он, за что мгновенно получил локтем по рёбрам.
Меррик осторожно протянул свободную руку к одеялу, которое валялось в ногах, после чего медленно натянул его на спящую сестру. Он часто бывал с ней перед сном. Так она засыпала немного быстрее и спокойнее. Так и теперь на её лице в тихом свете тусклой лампы сияла улыбка. Он несколько секунд смотрел на неё после того, как убрал её голову с колен, и лишь через пару минут потушил свет.
Нельзя сказать, что Элизабет спала неспокойно. Бывало, их обоих прежде мучили кошмары, но вопрос выживания, вставший довольно остро, быстро лишил их времени смотреть, запоминать и переживать о них. Теперь обоим сны снились редко, и никто не считал это существенной потерей, просто навязчивые образы из чертогов разума не мешали больше перематывать время между концом одного дня и началом другого. Меррик не спал ещё несколько минут, чувствуя, как в кончиках пальцев теплится ещё мандраж от недавнего потрясения. Его коснулась вполсилы мысль о том, какими хрупкими бывают люди, даже те, что кажутся ему самыми стойкими в мире. Человек слаб потому, что он человек. Он чувствует, помнит, переживает, видит, слышит и разговаривает, лишний раз сталкиваясь с напоминаниями о том, что его будоражит, выбивает из колеи, нарушает ритм жизни. И потому юноша был благодарен за то, что их двое. Ведь каждый из низ беспомощен в своей хрупкости и вряд ли сможет собраться снова, не зная, что может рассчитывать на опору. Быть её опорой – то немногое, что действительно имело для него значение. Сейчас, завтра. Всегда.
– Спокойной ночи, – уронил он, глядя на неё сквозь полузакрытые веки, уверенный, что его мысли отражаются в её голове так же ясно, как его собственное лицо в поверхности воды.
На палубе суетились. Повсюду бегали матросы, и их топот вскоре коснулся ушей наших героев. Конечно, топот стал лишь одним из тех факторов, которые повлияли на их пробуждение. Оба всегда спали так, что просыпались ровно тогда, когда чувствовали, что пора. Во всех без исключения случаях этот момент совпадал с точностью до минуты. И эта минута решала весь дальнейший день, поскольку тот, кто проснулся первым, непременно должен был разбудить второго, да так, чтобы последний запомнил пробуждение на весь оставшийся день, или хотя бы до обеда.
В этот раз проснуться минутой раньше посчастливилось Элизабет. Брат, очевидно, слишком долго сидел с ней прошлым вечером, ведь после такого эмоционального потрясения девушка быстро вырубилась и очень сладко спала. Сейчас же, слыша, как он всё ещё посапывает в гамаке, она осторожно поднялась на ноги одним ловким и бесшумным движением. Под её ногами несколько раз скрипнули половицы, но сон Меррика оказался слишком крепок, чтобы этот звук пробился сквозь него. Гамак мерно пошатывался из-стороны в сторону вместе с тем, как корабль качало на волнах. Она не любила спать, качаясь, а он быстро привык. Правда теперь перед ней он был совершенно безоружен. В момент, когда гамак двинулся в сторону, где стояла девушка, он тут же должен был направиться обратно, однако та задержала его обеими руками и стала медленно поднимать выше. Выше, выше, ещё выше, пока беззаботно посапывающий брат не открыл глаза, приняв практически вертикальное положение.
Читать дальше