Владимир Мясоедов: Пламя подлинного чародейства (СИ)

Барак изнутри больше всего походил на тюрьму. Толстые бревенчатые стены не имели ни одного окошка, свет внутрь проникал лишь через небольшие дыры в небрежно крытой крыше, на полу лежала гнилая солома, от которой разило ароматами выгребной ямы и нечистот. В паре мест виднелись норы слишком большие, чтобы принадлежать мышам, а не крысам. И повсюду люди, вернее, мужчины. Сидели, лежали, стояли. Оборванные, изможденные, больше похожие на зверей. Нельзя сказать, чтобы их лица постоянно кривились в уродливых гримасах, ни капли, не походящих на нормальный человеческий облик, вовсе нет. Во всяком случае, не у всех. Большая часть, напротив, выглядела умиротворенно и безучастно. Как коровы или овцы, пасущиеся в тесном загоне. Но имелись здесь и другие. Сосредоточившиеся на пятачках относительно свободного пространства, даже снабженного какой-то нехитрой мебелью вроде топчанов и лежанок, с порывистыми резкими движениями, несколько менее битые жизнью, судя по относительно нормальной одежде. Пара или тройка демонстративно держала руки в непосредственной близости от ножен, оттягивающих их пояса. И почему-то при взгляде на них виделась волчья стая, разделенная на несколько постоянно грызущихся друг с другом группок, но дружно загоняющая обреченную добычу себе на ужин.

Дверь распахнулась и стражники, щеголявшие нашитыми на толстые куртки железными кольцами, принялись запихивать в барак новое пополнение.

— Свежачок, — сплюнул через дырку в передних зубах один из тех, кто занимал привилегированные места. — Одна шантрапа. Никого из наших нет.

— С чего ты взял? — лениво осведомился у него самый большой и крупный из находящихся здесь мужчин. На поясе его висел даже не нож а, скорее, короткий меч. А в одной из рук была сжата глиняная бутыль, на которую все остальные обитатели барака косились с нескрываемой завистью. Мочку уха говорившего украшала длинная деревянная серьга в виде весла, достающего лопастью до линии подбородка.

— Походка не та, — фыркнул его собеседник. — Те, которые в начале шли явно дураки деревенские, наверно сюда из-за неуплаты налогов угодили. За ними горожанин. А последний…да никак к нам благородная птичка залетела! Иш как нос морщит, значит, не привык нюхать, чем жизнь-то настоящая пахнет.

— К нам и персона голубых кровей? — не поверил обладатель весла. — Нет, ты, Шнырь, конечно, знатный ворюга с глазом на всяческих персон наметанным, но здесь явно дал маху. Даже признанного бастарда, провинись он по крупному, скорее бы убили, чем в штрафной легион сунули под клинками да копьями настоящей армии помирать, злость и опыт в солдатиках воспитывая.

Стражники, закончив свое дело, вышли и, судя по глухому стуку, заперли дверь снаружи очень тяжелым засовом.

— Он колдун, — внезапно сказал единственный в их компании старик, разлепив до того молчащий рот. На испещренное морщинами вдоль и поперек лицо свешивались седые космы и от того вид человек имел сильно неряшливый даже несмотря на почти новую и не слишком грязную теплую черную куртку, болтающуюся на его худых плечах как на скелете. — Темный. Совсем слабый. Посвящен кому-то из богов, но не Отцу Времен и не господину зла, Владыке Льда Сакраешу. Щенок!

И, подорвавшись с места, стремительной походкой направился к столпившемуся перед самыми закрывшимися дверями пополнению барака, почти ослепшему после резкой смены освещения. Люди с его пути разбегались, а если не могли в силу плохого состояния, то расползались. Будто не почти доживший свой срок человек шагал, на которого даже дышать боязно было, а нечто большое и страшное. Или просто страшное. К примеру, очень-очень ядовитая змея.

— Ну, щас начнется, — с довольным видом протянул хозяин длинного кинжала, приготовившийся смотреть увлекательное зрелище. — Не люблю колдунов, но Черм своих собратьев вообще люто ненавидит. Прирезать бы его, да где взять другого? К нам чародеев бросают редко. Тем более чего-то стоящих, а не деревенских колдунов, без своих травок вообще ни на один фокус толком не способный.

— За что его вообще сюда отправили, знает кто-нибудь? — осторожно спросил названный Шнырем.

— Донос в инквизицию пришел, — пожал плечами еще один представитель элиты барака. — А она взяла да и проверила, правдив он или как обычно. Мы со стариком в одной партии сюда попали, слышал, что конвойные говорят. Держал Черм в доме какую-то демоническую дрянь, призванную сделать его сильнее. То ли младенца живьем замороженного, то ли книгу на коже человеческой написанную. На колесование не хватило, но к нам сюда его законопатили.