Надежда Мамаева: Дропкат реальности, или пособие для начинающего шулера (СИ)

Таверна приветливо встречала путников гвалтом, запахом прокисшего пива и чесночным духом, который призван был отпугнуть нечисть. По мнению Вассы, так и первых двух составляющих вполне бы хватило, но хозяин рачительно развесил плетенки с сим луковичным не только у входа, но и по всему залу.

Девушка устало откинула капюшон, выискивая взглядом свободное место. Плохая погода сделала эту задачу трудновыполнимой — зал был полон народу. Кто попроще — прихлебывал пиво и закусывал пенный напиток сушеным окуньком, кто побогаче — за отдельным столиком вкушал бараньи ребрышки с гречневой кашей и вином.

Углядев‑таки свободный столик, правда, недалеко от выхода, из которого сноровистая разносчица то и дело выносила заказы или уносила подносы с пустой посудой, Васса ринулась на облюбованную территорию.

Устроилась на лавке и вытянула ноги, а заодно оперла спину и многострадальную поясницу о притолоку двери, в которой в очередной раз скрылась подавальщица. Дорога изрядно вымотала Вассу. Ей хотелось поесть и поскорее завалиться спать. И особо даже не важно при этом было, насколько чистой будет постель — девушка чувствовала, что рухнет туда, не раздеваясь.

Вассария отстраненно подумала еще, что надо бы заплатить за нумер вперед — а то вдруг еще пожалует кто, и свободных комнат вовсе не останется. Но вставать ей откровенно не хотелось.

Дородная, но при ее комплекции невероятно расторопная тетка нависла над девушкой спустя всего каких‑то пару клинов, за это время Васса как раз успела отогреться, но не сомлеть от тепла.

— Чего изволит фьеррина? У нас сегодня подают бараньи ребрышки с гречневой кашей, заправленной шкварками, есть вчерашние щи с мясным пирогом, свиная рулька вот — вот поспеет… — разливалась не хуже площадного зазывала подавальщица.

— Каши со шкварками и кружку сбитня. — Вассария мысленно подсчитывала сребры, что остались у нее в кармане. На мясо явно не хватало.

Слегка разочарованная таким скудным заказом, разносчица повернулась к фьеррине своей весьма внушительной кормой и уплыла восвояси. Уже через два клина перед Вассой стояла вожделенная каша. Положив оговоренный сребрень на столешницу, девушка принялась за еду. Между делом она отметила, как команда ловкачей обувает какого‑то улана в арамского везунчика — игру до жути примитивную, но почему‑то наиболее распространенную среди вояк.

Ну да — каждый о своем: портной всегда подмечает, ладно ли скроен сюртук, сапожник — вперится в обувку, а шулер — знамо дело, перво — наперво отметит негласных коллег по цеху. И лишь потом может обратить внимание на то, как заезжий сказитель настраивает лютню, трактирщик утирает выступившие на проплешине бисеринки пота, а ушлый крысюк, балансируя на потолочной балке, точит зубы о пеньковую веревку, к которой привязана чесночная плеть. Надо полагать, и грызуну не по нраву забористый дух, вот и спешит избавиться от его источника — умная тварюшка.

Васса с непонятным ей самой азартам наблюдала за крысюком: вот плетенка начала раскачиваться, как незакрепленная стропа на гросс — мачте, и оторвавшись‑таки от балки под победный визг крыса, перевернулась в воздухе и упала аккурат на темечко солидного господина, решившего оттрапезничать в сём трактире. Голова герра при этом происшествии пострадала незначительно, зато значительно пострадала гордость, поскольку основная сила удара злополучной плетенки пришлась на парик. Он‑то и смягчил столкновение, но при этом не просто съехал на бок, а подпрыгнув, словно в него вселился беспокойный дух, описал плавную дугу и упал к ногам подавальщицы.

Дородная дама, несшая аж восемь кружек пива, не заметила оказии и поскользнулась на накрахмаленных буклях. При этом досталось всем: кому — само пиво (жаль, что только наружно, а хотелось бы во внутреннее употребление), кому — отборная брань в несколько этажей, а несчастному герру — хозяину парика, еще и кружкой по голому, как коленка, темечку (это уже от щедрот души разносчицы). И, если падение плетенки заметили не все, то столь варварское разбазаривание пива не оставило равнодушным почти никого. Даже каталы и вояка, которого они так ловко облапошивали, оторвались от своего увлекательного занятия.

А крысюк, никем, кроме Вассы, не замеченный, ловко пробежал по матице и спустился по другой плетенке к стойке. На ней красовался расписной поднос, на котором ароматным, пышущим жаром курганом возвышалась горка пирожков. Крыс, не будь дурак, цапнул самый большой и был таков.