Дмитрий Ахметшин - На Другой Стороне

— Я иду за тобой!

— Ты решил? — спросили сзади, из глубин комнаты. — Святая Мария-искупительница, что же мне тогда останется? Броситься головой в омут, как эти ненормальные?

— Он — это я… — Максим захлёбывался словами. Он смотрел на печального испанца, и глаза его были широко раскрыты. — Я старался придумать для родителей хорошего сына. Сам видишь, что получилось.

— Ты не виноват, — сказал призрак печально. Он торчал посреди тёмного помещения, несуразный, словно оплавленная свеча. Сквозь стены, сквозь книжные полки, сквозь коробку с покрытыми пылью игрушками проступил аскетичный интерьер маяка. Пейзаж за окном тоже менялся — скворечник на рябине маячил на фоне бескрайних степных просторов; казалось теперь, будто это гнездо одинокого человека-кукушки.

Максим нервно запустил ладонь в волосы. Глаза его двигались в орбитах, ни на чём конкретно не фокусируясь, будто рассматривали что-то изнутри.

— Это я его придумал. Я не мог выдумать что-то большее… больше себя самого. Он — это я. А значит, если он решился, если он сделал этот шаг, то смогу и я.

На лице Доминико сложилось печальное выражение.

— Я с самого начала знал, что этот мальчишка плохо кончит. Слишком уж шустрый. Никакие правила ему не писаны. Подумать только, полез спасать меня в мир теней! Да кто он такой, во имя всех католических святых, чтобы быть настолько самоуверенным?

Максим пожал плечами.

— Человек. Маленький храбрый человечек.

— Ты же не собираешься идти следом?

— Собираюсь… если мне хватит смелости.

Призрак адресовал долгий взгляд Максиму.

— У него и не было, быть может, никакой смелости. Он же придумка. Пустышка! Что стоит ему туда войти и просто исчезнуть?

В голосе малыша вдруг звякнуло железо.

— Он мой брат. Пусть и не настоящий… но кто, если подумать, на самом деле я? Меня давно уже не должно быть на свете. Он лучше меня, честнее меня, а значит, я должен за ним тянуться. Как будто за старшим братом.

— Значит, всё-таки пойдёшь, — сказал Доминико, жонглируя эмоциями на карикатурном лице. Он напоминал маленькую ручную обезьянку, которую старый хозяин решил выпустить на свободу. — Всё же интересно, кому и зачем понадобилось выполнять мою работу? Как он разводил огонь в разбитой чаше? Считай, меня волнует этот вопрос, как бывшего хранителя маяка. Ну, вроде как, из практических соображений… В конце концов, сложить оружие и сдаться этой большой кляксе мы могли с десяток раз.

— Путешествия, мой друг, нужны не для того, чтобы перенести свои телеса в определённую точку мироздания. А для того, чтобы ты пришёл к какой-то цели, вот здесь, — Максим ткнул себе пальцем в лоб, — внутри своей головы. Кроме того, есть особый смысл в том, чтобы все путешествия заканчивались там, где они начинались.

— Моя голова прозрачна и выглядит, как жёваная бумага, — печально сказал Доминико. — Но я поверю тебе на слово. В конце концов, я здесь не главный герой, и, кроме того, весьма труслив. Времена моей храбрости остались в прошлом, когда я поднимался сюда и поддерживал огонь в самый жуткий шторм.

— Не грусти, друг, — лицо Максима осветилось улыбкой. — Встретимся в лучшем мире. Я лично собираюсь узнать, что такое эта ТЕНЬ, и прямо сейчас!

Через минуту и его не стало. ДРУГАЯ СТОРОНА существовала мгновением дольше, уступив место безраздельной темноте, которую хотелось бы сравнить с застывшей на дне чашки кофейной гущей, но… нет, кофейная гуща тут не при чём. «То, что представляет собой абсолютное ничто , вряд ли заслуживает сравнения даже с такой малостью», — таковы были последние мысли Макса, когда он исчезал, растворялся в пространстве ТЕНИ, как кусок мыла в воде.

Он ошибался.

По ту сторону уничтоженной вселенной был человек. Ещё один герой нашего рассказа, появившийся слишком поздно даже для того, чтобы назвать его именем хотя бы главу, тем более что у глав здесь вообще нет названий. Наверное, было бы правильным назвать в его честь повесть — кто бы вы думали в ответе за всё, случившееся с братьями в процессе самого ненужного на свете путешествия? Да, вот этот мужчина средних лет, с залысинами, с небольшим пивным животом и кустистой бородой, такой дремучей, что там могли водиться олени: и жуки-олени, и самые обычные, с влажным носом и тёплыми рогами. Словом, мужчина совсем не героического вида.

Пожалуй, нет. Пусть остаётся всё как есть, ведь некая «ДРУГАЯ СТОРОНА» мелькала на страницах гораздо чаще, чем наш новый знакомый.