Дмитрий Ахметшин - На Другой Стороне

Конечно, Денис слышал это выражение. Но мог ли он отнести его на свой счёт? В этом у мужчины уверенности не было. Он помнил себя-маленького совсем другим — крохи этих воспоминаний сияли сквозь ил десятилетий золотым песком. Нельзя сказать, чтобы Денис хранил эти воспоминания, но он всё ещё чувствовал слабое их дыхание.

В год, когда ему должно было исполниться тридцать девять лет, Денис впервые уехал из Новосибирска. Он отправился на запад, тем же маршрутом, которым бежал когда-то от своих безотчётных страхов. На второй день своего возвращения из похода в тайгу (был октябрь, свежесть и промозглость которого в этих краях ощущается особенно живо), в тесной каморке на втором этаже, которую отрядил ему, как научному сотруднику, в Новосибирске университет, раздался телефонный звонок.

— Я звонил сюда всё лето, — не здороваясь, сказали на том конце провода.

— Мне ничего не передавали, — ответил Денис, хотя передавать, в сущности, было некому. Он жил один. И, подумав, прибавил: — Я был в походе.

— Твоя мать умерла, — сказал незнакомец, прежде чем отключиться.

Впоследствии Денис много времени провёл, размышляя, кто же мог ему звонить. Для отца голос слишком молодой: не сказать, чтобы мальчишеский, но и не стариковский. Кто-то из приятелей, с которыми он общался после ухода из дома? Никого из них Денис и сам он уже не помнил, да и кто из этих будущих наркоманов и алкоголиков мог потрудиться вспомнить его и позвонить, чтобы сообщить о смерти матери? А если брать период до … Если брать период до — там было много ребят, с которыми он общался. Перед внутренним взором одно за другим всплывали полузабытые лица. Только лица — ни имён, ни прозвищ, ни каких-либо других подробностей. Разве что, может, Митяй… но откуда Митяй узнал, где Денис теперь обитает? Ведь он не писал на родную землю и не делал звонков — ни единого звонка.

Глупо тешить себя мыслями, что Митяй о нём помнит. После того, как Денис начал отдаляться, у Митяя просто не было причин хранить воспоминания о приятеле. Кроме того, трудно предположить, что такой страстный до приключений человек, как Митяй — такой, каким Денис его помнил — способен всю жизнь прожить в родном городе, даже не городе, а так, городишке. Нет, Митяй, наверное, сейчас где-нибудь в Африке. Взбирается по склонам Килиманджаро, бередимый чистыми, как слеза, мечтами о сокровищах (по мнению Дениса, всё то светлое, что наполняло когда-то Митяя, просто не могло потерпеть каких бы то ни было изменений).

Во всяком случае, он так и не узнал доподлинно, кто сделал этот звонок. Первое время он даже не думал, что поедет домой. В конце концов, он не общался с родителями уже двадцать пять лет. Это, быть может, звучит жестоко, но Денис не считал для себя возможным подходить под какие-либо социальные рамки. Как в детской развивающей игре — отверстие треугольное, он, с некоторых пор, квадратный.

Проходив до конца недели с такими мыслями, Денис в конце концов подошёл к старшему геологу.

— Мне нужно уехать, — сказал он.

Геолог, огромный мужчина, восседающий за рабочим столом, поднял на глаза.

— Странно, что ты об этом предупреждаешь.

Он подвигал руками, будто хотел разгладить столешницу. Денис подумал, что эти руки похожи на экспонаты маленькой деревянной коллекции, которая собралась у геолога (звали его Александр, он был на двенадцать лет старше Дениса) между монитором и стопкой бумаг: деревянные часы, выструганные с нарочитой неловкостью, деревянная сова, огромная деревянная кружка, предназначенная для всяких мелочей — чай старший геолог пил из маленькой фарфоровой чашки, — и так далее, и так далее.

— Я всё думал, — продолжил он, — что однажды ты не придёшь на работу, а когда я пошлю кого-то проверить, не валяешься ли ты смертельно пьяный в своей постели и не нужна ли тебе помощь, то всё, что он увидит, это пустая комната и мусорное ведро, которое ты не удосужишься вынести перед тем, как исчезнуть.

Денис не нашёлся с ответом. Он просто пожал плечами.

— И куда же ты уезжаешь? — спросил Александр.

— На твоих картах нет, — ответил Денис.

Везде вокруг, на стенах и полках шкафа, в корзинах, были развешены или лежали, свёрнутые в трубки, карты. Старший геолог на них даже не посмотрел. Он и так знал, что на его картах отнюдь не весь мир.

— Что ж, уезжай. Ты вернёшься?

— Я предупредил о том, что уезжаю, но я не могу предупредить, что вернусь.

На том и распрощались.

В начале ноября он был на Выборгском вокзале. Здесь мало что изменилось. Разве что немного облупилась краска на стенах — это с учётом того, что их, с тех пор, как Денис последний раз здесь был, перекрасили с бежевого цвета в зелёный. Он не стал брать такси, а схема движения транспорта с тех пор успела поменяться. Поэтому, не раздумывая долго, Денис двинулся пешком, подмечая тут и там отличия от эталонного Выборга, схему которого волей-неволей он хранил в своём сознании. Ветхие здания обветшали ещё больше. На перекрёстке Крепостной и Театральной улиц возвели торговый центр, несуразный и похожий на выкопавшегося посреди чужой кухни крота.