Дарья Беляева - Крысиный волк

— Нам здесь, — говорила Саянну. — Тоскливо.

Голос ее лился медом, сочился кровью — в нем были в равной степени соблазнительность и опасность. Саянну приподнялась, сорвала с ближайшей ветки кислое, недозревшее яблоко, вонзила в него зубы.

— Еще б, — ответил ей мальчишка. Он смотрел, как ее белые зубки погружаются в мягкую плоть фрукта. Саянну хорошо отработанным движением потянулась, так что податливая, женская поза в которой она плавно застыла подчеркнула изгибы ее тела под платьем.

Шацар бросил солдатика в ямку и принялся закапывать его. Война заканчивалась, все хоронили своих мертвецов.

— Если хочешь, — сказала она. — Ты сегодня приходи в полночь сюда, под яблоню. Мы будем здесь.

— Может, в комнату?

— Нет, — отрезала Саянну, и в голосе ее пробилась, как цветок сквозь асфальт, обычная ее властность. — Это особая ночь.

— Ты суеверишь? — спросил мальчишка. Саянну звонко засмеялась, коснулась кончиком пальца его носа. Одно это прикосновение было как обещание чего-то большего. Он попался, Шацар знал это, закапывая хромого солдатика.

Последнее, что Шацар помнил о нем — хлеставшую из его перерезанного горла кровь, когда Саянну столкнула его вниз, в бушевавшее, голодное море.

Она подарила его Маме, так Саянну сказала. Все смотрели, и Шацар смотрел тоже. Но это было давно, экономка с тех пор оделась в черное, тело ее сына унесло далеко-далеко, может быть даже в океан, а отец выплатил ей тройное жалованье, уверенный в том, что все это несчастный случай.

Мальчишка поскользнулся на камнях, вот и все. Сплошь и рядом, такое бывает сплошь и рядом. Могло и с Шацаром случиться. Прошло лето, отцвела яблоня, упали яблоки, наступила зима. Теперь отец узнал.

— Шацар, — зашипела Саянну. — Быстро. Я же истеку кровью.

Шацар постарался вытянуть гвозди из ее ладоней. В гостиной было уже светло, и в этом свете Шацар увидел, как по щекам Саянну текут прозрачные, крупные, как бриллианты, слезы.

Вытащить гвозди получилось не сразу — отец хорошо их забил. Они с неохотой выходили из стены, зато из плоти Саянну выскользнули легко. Она упала на колени, а Шацар неподвижно стоял над ней.

Саянну запрокинула голову и закричала, так же громко и отчаянно, как тогда, когда он проснулся. Она зашептала:

— Незачем отцу знать, что ты меня освободил. Он внизу…с девочками.

Шацар кивнул, она посмотрела на него так, будто не была до конца уверена, что понимает его. Саянну вытерла руки о платье, снова беззвучно заплакав от боли.

— Беги наверх, быстро. На третий этаж. Прячься в комнате для гостей и жди меня.

Шацар смотрел на нее внимательно. Ему не хотелось ее оставлять, но Саянну толкнула его, оставив пятна крови на его пижамке.

— Быстро, я скоро приду.

Шацар посмотрел на нее еще раз — синяки под ее глазами казались черными. Он подчинился. И вот сейчас Шацар лежал под кроватью, ожидая отца.

Он был уверен, что отец убил Саянну, что отец их всех убил, потому что сошел с ума. Потому что увидел в них все то зло, которое сам и вырастил. Дверь скрипнула, но вместо отцовских ботинок, в зеркале отразились покрытые кровью лакированные туфельки Саянну. Шацар вылез из-под кровати, Саянну стояла перед ним, в одной руке она сжимала кухонный нож, другой прижимала к себе розовую шкатулку с выгравированными на ней белыми цветами.

— Ты помог мне, — сказала она быстро. — Я помогу тебе. Мама объяснила мне, как бежать. Мы могли бы…

Саянну осеклась. Шацар видел, что она на грани безумия. Она любила своих сестер, заботилась о них. Ее трясло. Шацар понял, что она не стала бы спасать его, может быть, бросила бы его здесь, если бы у нее остался хоть кто-то. Нежность, с которой Саянну взяла его за руку и заставила сесть на кровать, была знаком капитуляции, знаком, что никого, кроме него, у Саянну не осталось.

Саянну открыла коробочку. Внутри были засушенные осы, пахнущий розовым маслом платок, россыпь пуговиц и камешков, и бутылочка темного стекла.

— Пей, Шацар, — сказала она. — Пей и иди к зеркалу.

Шацар указал на нее, и Саянну помотала головой.

— Я останусь. Пока. Я убью его. Потом я найду тебя, Шацар.

Шацар помотал головой, и тут же услышал далекие, почти неразличимые шаги.

— Шацар, — сказал отец. — Я знаю, что ты прячешься там. Саянну, я знаю, что ты сбежала. Выходите-ка по-хорошему, дети.

Саянну схватила Шацара за подбородок, разжала его челюсти и влила в рот жидкость из бутылочки, как вливают животным лекарства.

— Мама говорила, — прошептала она безо всякого сомнения. Саянну зажала ему рот и нос, заставив проглотить содержимое бутылочки. Он почувствовал боль почти сразу. Что-то разъедало его рот и горло, шло дальше. Глаза наполнились слезами, Шацар почувствовал тошноту. Когда он открыл рот, изо рта хлынула кровь, еще до того, как его стошнило, это была кровь, скопившаяся во рту. Саянну взяла его за шкирку, легко, как котенка, толкнула к зеркалу. Шацар понимал, что она отравила его, что он умирает — в пищеводе будто пылал огонь. Но Саянну крикнула: