Константин Соловьев - Урод

— Ты потерялся. — Она кивнула, ничуть не удивившись его словам. — Со мной ничего подобного не было, но я понимаю тебя. Тяжело делать свою жизнь с самого начала. Тем более если эта жизнь — голод, унижения и уродство. Ты, наверное, многое увидел… с тех пор.

— Я увидел настоящую жизнь. Не то чтобы из тор-склета я видел ее иначе, просто сейчас я оказался в ее центре, смотрю на нее изнутри, если так можно сказать. И пытаюсь понять — тот ли я Крэйн, что был до проклятия, или давно уже совершенно другой человек. У меня другое лицо, у меня другое тело. Мои мысли — то, что внутри — переменились полностью. Я даже не узнаю их.

— Ты должен был многое понять — ты смотрел на жизнь с двух сторон.

— Я и понял многое. Но изменился ли оттого, что понял?..

Слова лились легко, настолько легко, что казалось, будто он говорит сам с собой. Но Лайвен была тут — сев рядом, она не сводила с него глаз.

И что-то внутри, набухшее, как огромная опухоль, спадало и плавилось в огне вытекавших слов.

— Ты должен был измениться, Крэйн. Ты не был хорошим шэлом.

— Страдания не очищают. — Он позволил себе легкий смешок, но черные губы превратили его в тяжелый хриплый рык. — Это сказал мне один старик. И я думаю, что он все-таки был прав. Стал ли я лучше от того, что научился замечать уродство?

— Думаю, ты видел его и тогда, когда смотрел на мир из тор-склета.

— Наверное. Но тогда уродства не было во мне. А это многое меняет…

Чернь, загонщики Триса, подземелья Асенефа, жизнь в качестве куклы для битья в калькаде… Я стал лучше понимать людей, замечать, что не так уж сильно они отличаются от меня. Они жадны, как голодные карки, они урывают то, что смогут проглотить. Среди них я выделяюсь только лицом.

Раньше я считал себя высшим, только потому, что не шел на поводу у жизни. А теперь жизнь волочит меня вперед и у меня уже нет сил, чтоб цепляться за нее руками.

— Раньше ты не славился хорошими делами, так?

— Я был шэлом Алдион, а это многое объясняет.

— Ты был добр? — не отставала Лайвен.

— Нет, не был. Я был самодоволен, напыщен, глуп и уверен.

— Я кое-что слышала о младшем шэле Алдион. Слухи иногда бывают быстрее самого быстрого хегга. Люди рассказывали о тебе разное… Я слушала, но никогда не думала, что буду сидеть с ним в одном нальте.

— Если бы это случилось не так давно — ты бы этому не обрадовалась.

— Я и сейчас не рада, — серьезно сказала Лайвен. — Я вижу тебя, Крэйн-Бейр. Ты не просто уродлив, ты отвратителен внутри. У тебя внутри — боль, страх и ненависть. Нет, это не ворожба, просто у меня было время, чтобы научиться видеть людей. Ты ужасен даже на фоне тех, среди которых живешь.

— Вздор. Просто сейчас я смотрю на уродство как равный. Я стал ниже ростом, Лайвен, только и всего.

— Да нет… — Она зло искривила тонкие губы, лицо заострилось. — Ты всегда и был таким. Понимаешь? Ворожей не насылал на тебя проклятие, он лишь дал проявиться твоему настоящему лицу. Истинному лицу Крэйна. Что, не так?

— Убирайся.

— Этот нальт принадлежит тебе не больше, чем мне. Так что, Бейр? Что ты думаешь? Ты заслужил свое лицо, так носи его с гордостью!

— Если ты не заткнешься, я сломаю тебе шею, — сказал он как можно спокойнее, уже чувствуя покалывающие по всему телу иглы гнева. — Не над каждым уродом можно насмехаться.

— Я не насмехаюсь. — Она внимательно посмотрела на него сквозь неровно обрезанную прядь волос. — Я завидую. Ты единственный человек, который не носит маску. Маски носим мы все, но только не ты. Ты… настоящий.

Гнев, уже затопивший его почти целиком, вдруг исчез, словно крошечными каплями испарился сквозь поры. Крэйн почувствовал себя невероятно усталым и постаревшим. Он задумчиво поднял руку и машинально пригляделся к ней. Серая тонкая кожа обтягивала узловатые сухие пальцы, больше похожие на неровно обломанные ветки, ровно пульсировали фиолетовые набухшие жилы. Рука старика. Тяжелая, хрупкая, неуклюжая.

— Настоящий урод.

— Да.

— Ты меня ненавидела, а теперь что, завидуешь?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Может. Приятно увидеть в этом мире хоть что-то настоящее. Но жить с таким лицом… Не знаю, смогла ли бы. Ты все-таки сильнее, к тому же ты был шэлом до этого.

— Меня держит только то, что я не хочу умирать уродом. Словно это имеет какое-то значение.

— Даже зная, что это невозможно?

— Даже зная.

— Ты сильный. Отвратительный, уродливый, нелепый, но сильный, — задумчиво произнесла Лайвен.

— И абсолютно настоящий, — подсказал он.