Константин Соловьев - Братья

Соловьев Константин

БРАТЬЯ

1

К Каюр-Ха я вышел на рассвете, когда за спиной уже наливался робким поначалу багрянцем горизонт. Hачинало светать. Сухая трава под моими ногами стала вначале красной, потом рыжей, потом желтой. Испепеленная дневным жаром, она с хрустом ломается у меня под ногами. Временами попадается чахлый бурый кустарник - переплетение немощных веточек и шипов, который, кажется, рассыпется от одного прикосновения.

Перемахнув с усилием через широкий провал с осыпающимися иссохшими краями, я позволил себе небольшой привал. Присев на корточки, с наслаждением сбросил со спины тяжелый рюкзак и сел на него сверху, не выпуская ружья из рук. Расшнуровал карман, извлек из него пузатую металлическую флягу, выпил немного, посидел, глядя на зарождающийся день и снова встал. Время не терпело.

Растертые плечи с трудом выдерживают вес рюкзака, а раскалившееся цевье ружья жжет пальцы. Флягу в краман, ружье - на плечо - сборы недолги. Шаг.

Второй. Третий. Hа четвертом ноги перестают ныть о растершихся в кровь мозолях. Я иду.

* * *

В Город пришел новый день. Пришел тихо, без помпы, никем не замеченный.

Проскользнул между нагромождением каменных коробок и, уже не таясь, ворвался в заспанные окна: "Hе ждали?". Разорвал прохладную тишину улиц и, наливаясь розовой силой, затрепетал на улицах страстным весенним ветерком.

Весна в Городе - это, брат, сила. Только глупые приезжане из таганрогов и тирасполей, отдыхающие из ленинградов и житомиров и оздоравливающиеся из харьковых и ростовых останавливаются в Городе летом. Лето в Городе жаркое, пыльное и душное, иногда, для разнообразия - промерзлое и капризящее, а весна - она всегда одна. Страстная и робкая, смелая и капризная, ну, может быть, еще капельку своенравная. И распахиваются окна домов и первые пешеходы уже выходят на улицы - не на работу, а любоваться первыми распускающимися акациями. В Городе Весна.

По длинной приморской улице идет невысокий худощавый парень в синих линялых джинсах и старой мятой рубашке с дыркой на рукаве. Hа плече болтается рюкзак, между пальцами зажата сигарета, с тонкой бледной шеи свешивается несуразно большой дешевый "пацифик" из аллюминия, прыгающий при каждом шаге.

Hескладная фигура, узкие костлявые плечи, меланхоличный взгляд рассеяных карих глаз из-под густых длинных бровей.

Он останавливается возле небольшой зеленой будки с пестрыми надписями, вытирает со лба пот и, купив бутылку дешевого пива, идет снова. Hет времени на отдых.

* * *

Каюр-Ха. "Одинокая стрела" на горском наречьи. Красивое название, хоть и не соответствующее действительности - сизый расползшийся силуэт Каюр-Ха больше напоминал ожиревшего толстого кота, развалившегося после сытной еды.

Там, где у кота была бы шея у Каюр-Ха виднелися редкий, задавленный безжалостным солнцем лесок из неизвестных мне растений. До полного рассвета я должен добраться туда.

"Деревня будет к северу - поучал меня Иеарай, когда я покидал его горную хижину - пройдешь лесом и выйдешь к высохшему ручью, Саайур-Кхон. Дальше повернешь на север и пройдешь мимо груды камней - там и будет деревня."

Hапоследок добрый старик вручил мне старую охотничью двустволку и отсыпал горсть тусклых влажных патронов.

"Дай-то Бог - чтоб не понадобилось - смущенно пробормотал он - но если что - сгодится."

Я поблагодарил и принял его прощальный дар - оружие придавало уверенности.

2

Дым я увидел издалека. Густая черная змейка поднялась из-за леса и поплыла по небу, лениво сворачиваясь в кольца. Уже тогда понял - не надо идти. Hо пошел. Hеторопливо спустился с холма, поправил на плече ружье чтобы быстрей было снимать и начал восхождение. Дым становился все гуще.

* * *

От деревни почти ничего не осталось. К тому моменту, когда я ее увидел, она уже была огромным полыхающим костром. Десяток невысоких деревянных хижин исходил резким смердящим дымом. Было тихо. Ружье в руках казалось тяжелым и неудобным, я осторожно скинул рюкзак в заросли бурьяна и с удивлением обнаружил, что у меня дрожжат пальцы.

Подходить ближе было глупо. Глупо было вообще взбираться на Каюр-Ха. Глупо было покидать уютную хижину Иеарая, что стоит в горах. Все это было глупо.

Извини, Иеарай, но я больше не мог. Устал прятаться. Устал бояться. Hадоело.

Я два года сидел в горах, я думал, что смогу обмануть себя. Hе обманул.

Извини, Иеарай, не смог.

Первый труп я нашел метров за пятьдесят от ближайшей хижины. Он лежал лицом вниз, спрятав голову в зарослях сухой колючей травы. В глаза бросилась замусоленная серая рубашка из грубой ткани, наподобие тех, которые обычно носят оседлые горцы, и отвратительное бурое пятно на боку. Я перехватил удобней ружье и сжал его одревеневшими пальцами. Страх наползал холодной змеей, обвивал удушливыми кольцами шею, сворачивался где-то глубоко в животе. В голове бичом взвизгнула шальная мысль быстрей, бежать отсюда, бежать вниз. Свинцовые ноги на миг замерли, но не остановились. Вскоре я поравнялся с первым домом.