Ольга Хожевец - Пламя на воде

- Посмотри наверх. - Негромко сказал Беркет.

Несколько минут Комин задумчиво созерцал большое круглое пятно сажи на потолке, свежее, блестяще-черное.

- Что это он тут такое делал? - Недоуменно спросил Беркет.

- Не знаю, - покачал головой Комин. - Но теперь я, по крайней мере, не сомневаюсь, что Барс здесь побывал.

И обратился к Мофину:

- Рассказывай все по порядку.

- Поступил он к нам рано утром, - заторопился тюремщик. - Переодели его, как полагается, в робу, посадили в камеру. Он не сопротивлялся, спокойный такой был, я даже удивился - редко у нас так садятся, обычно истерики... м-да. Принес я ему чаю. Потом - через часа так полтора, а может, больше, точно не скажу, приехал вельможа, отправился прямо к нему в камеру, да всю охрану выставил - наедине захотел говорить.

- Что за вельможа?

Мофин оглянулся по сторонам, перешел на шепот, будто в этой камере его мог услышать кто-нибудь посторонний:

- Большой человек. Советник Его Величества, говорят, очень близок к Короне, считай, что правая рука.

- Звать его как? Да не шепчи ты, говори нормально!

- Ставрадар Деим, господин.

- Долго они говорили?

- Долго, господин. Мы уж извелись все - вы ж поймите, случись что, нам же отвечать. А и против воли господина советника не попрешь.

- И вы не подслушивали? - Прищурился Комин. - Да ни в жизнь не поверю.

Тюремщик вздохнул.

- Не могли, господин; хотели, врать не стану, да не вышло. Когда дверь закрыта, разговору-то снаружи не слышно, а окошечко смотровое приоткрыть попробовали - советник как гаркнул на нас, дескать, закройте, да на засов, чтоб я слышал! Так и торчали под дверями, пока стука не дождались.

- Ладно, дальше.

- Дальше-то что. Около полудня обед разносили, потом я посуду убрал - еще все в порядке было.

- Погоди. Советник когда ушел?

- Да еще до обеда. Может, за час, может, чуть меньше. Только он из камеры-то ушел, а из тюрьмы не уехал: устроил инспекцию, все бумаги в канцелярии перевернул, и дела проверил, и накладные; часа три еще сидел, наверное.

- В камеру больше не заходил?

- До того, как тело обнаружили - нет.

- Рассказывай дальше.

- Слушаюсь, господин. Так вот, посуду я после обеда убирал - он живой был. У нас правила-то какие: сначала я смотровое окошко открываю, оно сверху и с решеткой. Командую отойти к противоположной стене, а потом уж отпираю нижнее. Так что посуду я забирал - он у стенки стоял. Потом я чай опять сварил, стал разносить.

- Так чай ты не только в эту камеру носил?

Тюремщик даже будто смутился слегка.

- В моем ведении, господин, десяток камер на первом этаже, да тут еще каземат добавился. Чайком же я всех своих клиентов балую. Мне не накладно, а им радость, и здоровье сохранить помогает. Да. Ну, принес я чай, смотровое окошко открываю - а на нем, на решетке, кусок холстины привязан. Я даже испугался сначала, отшатнулся - вдруг подвох какой. Потом смотрю - холстина-то полосой оборвана и натянута, будто висит на ней что. Стал заглядывать - макушка виднеется. Тут уж я все и понял. Позвал людей, открыли мы дверь, сняли его. Советник тоже прибежал, волновался очень, сам петлю с него стащил, стал сердце слушать. Расстроился жутко, поздно, говорит, нашли, если б чуть раньше. Он, говорит, может, еще и не так виноват был, как расписали. Да видно, сам-то он себя больше винил.

- Тело где? - Коротко спросил Комин, обрывая излияния тюремщика.

- Все, как положено, сделали. - Вздохнул тот. - По инструкции. Дело-то громкое, того и гляди, проверки нагрянут. А положено нам тела вывозить не позднее, чем через три часа после установления факта смерти. И советник особо наказал, чтоб все по инструкции шло, без накладок, и так, говорит, прошляпили, ротозеи. А только кто ж знал, что он в петлю полезет? С виду вроде спокойный такой.

- Ты сам-то уверен, что он мертвый был? - Подал голос Беркет.

- А как же, господин, - испугался Мофин. - Я ж его сам и в холст зашивал. Да и как ему не быть мертвому, когда он на двери висел?

- Куда отвезли тело? - Спросил Комин.

- Есть местечко за городом, господин, я-то там не был ни разу, но рассказывали, будто там печь устроена специальная, с поддувом, как в кузне. Там их и сжигают, покойничков наших. Вроде бы как чтобы мать-земельку не обижать преступными-то останками. Только я всегда говорил - варварство это.

- Кто отвозит?

- Есть у нас двое рабочих конюшенных, они и возят.

- Где они?

- Да должны бы быть на конюшне.

Комин взглянул на Беркета, тот выругался, рванул к дверям.

- Если ты мне хоть в чем-нибудь соврал, - сказал тем временем Комин, беря Мофина за шиворот, - хоть капельку, хоть на вот столечко, ты представляешь, что с тобой будет?