Андрей Дмитрук - Сувер

Опомнившись, Агна свернула в сторону Суриновой околицы, — но тут навстречу ей выскакал всадник. Она узнала Парвана, одного из близких родичей Питара. Волосы сапожника были всклокочены, лицо в саже; у седла Парван держал окровавленную кочергу.

Сперва не узнав закутанную Агну, он хотел было прорысить мимо; однако, придержав гнедого, вернулся и сказал:

— А-а, это ты, Ваюрова сука?! Ну, держись!..

Светлые бешеные глаза на закопчённом лице почему-то испугали её больше, чем занесённая кочерга. Вдруг бич хлестнул по земле, сверкнула длинная искра, и Парван, с багровой дырой во лбу, стал валиться назад, пока не рухнул с коня.

«Ваюр?!» Но это был не муж, стреляло не его колдовское оружие.

Из продымленного сада вышли знакомые мужи, все — вооружённые так, как во граде никогда не водилось: мечами, секирами с блестящим лезвием. Один, малорослый бородач, портной Будха, для малышки Агны некогда делавший из обрезков чудесные куклы, утёр бороду рукою с зажатой в ней огнебойной трубкой.

Откуда было знать женщине, что мужчины из обоих воевавших концов нашли сегодня оставленные кем-то на перекрёстках и в усадьбах, завёрнутые в мешковину охапки смертоносных орудий? Лишь из легенд, сложенных в незапамятные века, суверы узнавали о таковых да порой глубоко под землёй находили ржавый клинок либо закалённое жало для копья. А тут было всё новенькое, зловеще сверкавшее; древка и рукояти пришлись по рукам, и любо было взмахивать разящей сталью.

Нашлись там же и огнестрелы, каждый из которых мог выбросить с десяток дырявящих молний. Боги ведают почему, но обретшие их мужи сразу соображали, как надо пользоваться страшными трубками.

— А вот сидела бы ты дома, девонька, — наставительно сказал Будха — и, дунув в горячий ствол, засунул трубку за кушак.

— Я к родителям иду, дяденька. Вон что во граде творится, как бы их дом не подпалили.

— Ну, ну! — Портной расплылся в усмешке. — Тогда, ясное дело, тебя и силой не удержишь. Иди, девонька, да сама остерегайся! Может, нож хороший тебе дать? Позаботилась какая-то добрая душа, снабдила Суринов конец чем надо.

«Чёрная душа, — молча откликнулась Агна. — И я точно знаю чья!..» Не взяв ножа, побежала она дальше.

Шум и крики нарастали. Двое чернолицых всадников промчались с факелами; один на скаку жутко улыбнулся женщине, так, что она чуть не лишилась сознания.

Треща и почти человеческие издавая стоны, покосилось, оползло, рухнуло большое строение, взметнулся высокий столб искр. С другой стороны, ломая деревья, выбежал перепуганный индрик, на левом боку у него горела шерсть. Агна едва успела отбежать с пути великана; стало слышно, как, идя по прямой, он обрушивает усадебные хлева и амбары.

Наконец, она достигла околицы. Здесь, в небольшом доме, девятнадцать вёсен назад родилась единственная дочь у немолодых уже Амиты с Якшей; незачем было старикам возводить хоромы, так и остались в малой усадьбе с огородиком и посадкой малины, из которой летом не вылезала Агна.

Она так и не узнала, что случилось с отцом и матерью. Может, ушли куда-то, когда с большой соседней усадьбы, принадлежавшей родичам жены Ратхая, а стало быть, с особой яростью разгромленной питаровцами, — пламя перекинулось на их скромное хозяйство. Возможно даже, хотели старики добраться до её, Агны, нового дома, да сбились с пути в воюющем (сам с собою!) граде; сидят сейчас где-нибудь под уцелевшей крышей… прячутся в саду или того хуже. Слышится частая пальба огнестрелов; с топотом носятся покрытые копотью всадники, швыряют факелы в ещё уцелевшие усадьбы. А как бежал напролом, всё снося, пылающий индрик!

Стоя над угольями, оставшимися от родного гнезда, Агна старалась не думать о худшем. Губы кусала, чтобы не зареветь в голос, не рухнуть прямо на эту груду догорающих, подёрнутых седым пеплом брусьев и стропил. А потом подняла взгляд к затянутому облачной кисеёй небу. На фоне его, хорошо видимая отсюда, с околицы, чернела девятилучевая звезда — голова Гопалы.

Глядя на неё, женщина приняла решение.

Поднявшись на пологий холм, Агна оглянулась на родной Гопалар — и замерла, ошеломлённая. Чуть ли не весь град был накрыт дымным куполом; лишь самые высокие башенки, навершия с солнцами и петухами выставлялись из него. Разве что гавань речная не была ещё затянута этим маревом да сама река: на Ардве, против обыкновения, виднелось множество цветных парусов. Она догадалась: кто может, спасается на ладьях, плывёт, куда глаза глядят, от пожирающего себя града.