Андрей Дмитрук - Сувер

Почти вдвое выше человека, рядом с кораблём они казались муравьями, вставшими на задние лапы. Но ученики, зоркие молодые люди, различали все подробности: гнутые пластины мощных доспехов, руки с режущими и рубящими орудиями вместо кистей; огнебойные трубки торчком изо лба, а над ними, вокруг головы, пояс круглых бессонных глаз.

Вслед за первым кораблём, почти до края поля тянулся ряд паролётов, и в каждый из них вливались колонны безликих воинов. А возле молча марширующих полумехов, ростом им по грудь, деловито похаживали командиры-магусы. В кожаных плащах, без головных уборов, дабы ничто не мешало излучению мозга, — властью воли и слов они направляли посадку, ограждали корабли от малейшего враждебного влияния. Покоряясь магусам, невидимы снаружи, хозяйничали в паровых механизмах ларвы: нет ли неисправностей, всё ли готово к взлёту?..

Вот, подобно нижней челюсти кита, захлопнулся трап на носу; патрубки под днищем выдохнули пар, и белые клубы окутали глухой, без окон, борт. Стук торопливых поршней и гудение винтов стали оглушительны, нестерпимы для слуха. Но стоял неподвижно, руки в перчатках сцепив за спиной, и смотрел на поле наставник; ураган трепал его волосы, полоскал разрезные полы плаща.

Волей-неволей не двигались с места и ученики, хотя головы у них уже лопались, и перед глазами плавали, множась, цветные пятна. Вот-вот могли подкоситься ноги. Парни хватали друг друга за плечо; самые сильные понимающе перемигивались. Их держала злоба. Знали отлично, что магус так бодр и невозмутим сейчас потому, что пьёт энергию их страданий; давали себе обещание при удобном случае отплатить учителю тем же — и уж наверное поизмываться над новичками, младшими товарищами.

Стронувшись с места, на своих восьми колёсах покатился первый паролёт, за ним поспешили другие. Грохот перешёл в многоголосое басовое завывание, подобное рёву бури. Сплошная стена дыма и пара не давала толком рассмотреть отрыв от поля. Лишь тёмные, взбирающиеся в синеву реки указывали путь армады.

Будто уколовшись о ядовитый шип, отбросила Агна от себя ларец; рассыпались по полу бутылочки, выточенные из самоцветов, малые шкатулочки. Иные разбились. Густой сладкий запах наполнил горницу. Она выбежала в сени.

Почему-то именно сегодня утром, в отсутствие мужа, захотелось попробовать женских снадобий, подаренных чужаком. К собственному удивлению, она довольно быстро разобралась, что в наборе к чему, и стала вовсю обрабатывать своё лицо: румянить, пудрить, подводить ресницы и брови, накладывать ярко-розовый блеск для губ. Не совсем похожая на себя, но какая-то по-новому яркая и соблазнительная, гляделась в зеркало Агна. Хорошо бы увидел её такой, вернувшись, Ваюр.

Но почему, собственно, только он один?.. Инкэри тоже посматривает на ладную, высокую Агну, на её крутые брови, ясные серые глаза, ржаные волны волос; а уж он-то повидал мир и наверняка разбирается в женской красоте. Может, и ласкать умеет так, как у суверов и не слыхивали? Нежданно она представила себя в объятиях гостя, увидела узкие красные губы его, сапфировые глаза. Да разве только Инкэри хорош? Припомнился Агне подручный Питара, молотобоец Шеша; как-то застала она его за наковальней, потного, до пояса одетого литыми мышцами. И ещё нескольких градчан, мужей видных, представила она рядом с собой, шепчущих восторженно, жарко обнимающих.

Хватило сил прийти в себя и швырнуть в угол искушение подземцев. Так вот что за свадебный подарочек преподнёс ей купец!..

Долго, тщательно смывала краски с лица, утиралась вышитым рушником. Вдруг и Ваюр опостылел, с его разрушительным безумием. Не знала, не понимала его до сих пор девчонка, — сегодня открылся.

Выйдя из дому, она всей грудью вдохнула свежий воздух. Да свежий ли? Всё сильнее пахло гарью. Злые дымы поднимались за крышами, в разных концах града.

Набив угольными брикетами топку паролёта, Инкэри быстро разогрел оба котла и вернулся в кабину.

Дым от горящих усадеб уже заполнял всё кругом. Кашляя и пытаясь разглядеть дальнейший путь, альд выкатил свой корабль на улицу. Шла она, хорошо утоптанная, между краями Ратхаевой усадьбы и почти столь же богатой — младшего брата его, Сидхана, отца Ваюра. Ограды, как и везде у суверов, были условны: ряды редко стоящих столбиков, вырезанных в виде птиц или смешных лесовичков под грибными шапками, а над ними — ветви яблонь да вишен, встречающиеся над серединой улицы. Впрочем, сейчас ветви были голы, и в садах гуляли огненные петухи.