Ольга Обская - Забыть, чтобы вспомнить

Найт деликатно остался дожидаться в гостиной, а Лену сиделка проводила на второй этаж в комнату Феи. Впрочем, затем сразу удалилась со словами:

— Если что-нибудь понадобится, я здесь поблизости, в соседней комнате.

Сухонькая маленькая женщина сидела в инвалидном кресле, глядя в окно, и что-то тихо бормотала. Она не замечала вошедшую. А Лена стояла, уткнувшись взглядом в пол, не решалась поднять глаза и посмотреть в лицо. Чего боялась? Боялась, что Фея Элиза окажется похожей на маму и это будет невыносимо тяжело, и в то же время боялась, что окажется совсем другой, действительно, абсолютно чужой, и это станет горьким разочарованием.

— Милена, на улице снег? — тихо спросила Фея. Видимо, всё-таки заметила вошедшую, но решила, что это сиделка.

Сердце пропустило пару ударов. После этих слов, Лене можно было бы уже и не смотреть в лицо Элизы, она и так знала, что та окажется похожей на мать. Её голос был таким родным, таким знакомым.

— Нет, мама, это цветёт черёмуха.

Лена подошла к женщине и взяла её подрагивающую руку в свои.

Элиза развернулась лицом к Лене. Слёзы потекли по морщинистым щекам:

— Доченька, это ты? Ты всё-таки приехала, моя малышка. Я боялась, что снегопад помешает. Я так скучала.

— Я тоже, — Лена прижала седую голову к себе. — Ты даже представить не можешь, как я скучала, мамочка.

Лена твердила себе, что прижимает к груди чужую женщину. Но сердце невыносимо щемило, в глазах стояли слёзы, а руки лишь сильнее стискивали ту, что так похожа на родного человека, по которому истосковалась душа.

Они несколько минут молчали. Первой заговорила Элиза:

— Я знала, что ты сегодня придёшь. Даже, несмотря на снегопад. Я приготовила тебе подарок.

Элиза потянулась к комоду и достала из выдвижного ящика плоский прямоугольный предмет. Это оказался небольшой портретик в аккуратной рамочке.

— Вот. Нашла недавно среди твоих детских вещичек.

Лена взяла рисунок. На нём была запечатлена малышка лет пяти. Не трудно догадаться — Элен. Видно было, что над портретом работал профессионал: личико прорисовано в деталях, умело передана детская непосредственность — озорная беззаботная улыбка, любопытство в глазах.

— Мама, пусть лучше хранится у тебя.

Лена протянула рисунок назад. Она не могла взять подарок, предназначавшийся другой.

— Нет-нет, доченька, бери, — руки Элизы задрожали сильнее, а в глазах промелькнула боль, — я специально берегла его для тебя.

Ну, как было не взять? Обидеть человека, у которого почти не осталось в жизни поводов для радости.

— Хорошо. — Лена опустила портретик в сумочку. Решила, что, когда объявится настоящая Элен, передаст подарок ей.

Элиза улыбнулась. Лицо на мгновение стало таким красивым. Морщины разгладились, глаза засияли. Но уже в следующее мгновение взгляд снова стал тусклым.

В дверь постучали.

— Прошу прощения, — на пороге стояла сиделка. — Фее Элизе время принимать лекарство.

— Мама, мне пора, — тихо сказала Лена.

Элиза кивнула:

— Только одевайся теплее — на улице метель.

— Хорошо, — Лена ласково улыбнулась и прижала морщинистую руку к щеке. — На днях приеду снова.

Затем попрощалась с сиделкой и вышла из комнаты.

Через несколько минут Лена уже сидела в комфортной машине Найта, и та неслась на огромной скорости назад во дворец. Принц молчал. И правильно делал, потому что разговаривать Лене не хотелось. Она была во власти тяжёлых чувств. Она думала о своей маме, о том, как несправедлива была к ней судьба. И о другой женщине, которая как две капли воды была похожа на маму и к которой судьба тоже оказалась жестокой.

В свои неполные пятьдесят, она выглядит на семьдесят, вынуждена проводить большую часть времени в инвалидной коляске. Дезориентирована в своей жизни и лишь изредка может вспомнить дочь.

Лена знала о старческом слабоумии не понаслышке. Прабабушка сводной сестры страдала болезнью Альцгеймера. Это мучительная хворь каждый день исподтишка отрывает у человека кусочек его личности, частичку его «я», превращая в существо без памяти и без эмоций. Трудно вообразить, во власти каких чувств находилась Элен, когда её маму начала съедать безжалостная болезнь. Наверняка она боролось. Любой ценой пыталась спасти.

Мысль об Элен, отчаянно пытавшейся вырвать мать из лап страшной хвори, неожиданно заставила вспомнить последний разговор с Кастром. Адвокат полагал, что его подзащитная оказалась вовлечённой в дело об убийстве Сиятельного Мэя из-за того, что хотела помочь близкому человеку. Но тогда всё сходится. Этим человеком и была мать. Элен посещала королевского доктора в надежде найти для неё лекарство. Возможно, даже шантажировала Мэя, требуя применения экспериментальной магии, о которой ходили слухи. Да Лена бы и сама наверно ради мамы пошла на многое. Но насколько далеко зашла Элен? Могла ли она переусердствовать с угрозами? Лена уже не раз слышала от адвоката фразу, что улики были не на стороне подзащитной. Спрашивать у Кастра, что за улики, Лена понятное дело не могла. Но, может, Найт поделится информацией?