Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Принц-Полукровка

Именно в этот момент Дадли осторожно заглянул сквозь дверь гостиной. Его большая светловолосая голова, торчащая из полосатого воротника пижамы, с разинутым от страха и удивления ртом, выглядела как бы отделенной от тела. Дамблдор подождал немного, видимо, чтобы выяснить, хочет ли кто–нибудь из Дурслей что–нибудь сказать; но, поскольку молчание затягивалось, он с улыбкой продолжил.

— Предлагаю считать, что вы пригласили меня в столовую.

Дадли махнул с пути Дамблдора. Гарри, все еще сжимая в руках телескоп и кроссовки, одним прыжком преодолел последние несколько ступенек и последовал за Дамблдором; тот устроился в кресле у огня и озирал интерьер комнаты с выражением мягкого интереса. Выглядел он в этой комнате на редкость неуместно.

— Мы… мы уходим, да? — обеспокоенно спросил Гарри.

— Да, несомненно — но сперва нам надо обсудить некоторые дела, — ответил Дамблдор. — И я предпочел бы не делать этого на открытом воздухе. Мы злоупотребим гостеприимством твоих тети и дяди еще немного.

— Злоупотребишь, ты так думаешь? — Вернон Дурсли вошел в комнату; Петуния выглядывала из–за его плеча, в то время как Дадли прятался за спинами своих родителей.

— Да, — уронил Дамблдор. — Я так думаю.

Он извлек волшебную палочку настолько быстро, что Гарри с трудом уловил движение; деловитый взмах — и диван прыгнул вперед и стукнул всех трех Дурслей под колени, так что они свалились на него, образовав кучу малу. Еще один взмах — и диван вернулся на свое законное место.

— Разговаривать вполне можно с комфортом, — довольно произнес Дамблдор.

Когда он возвращал палочку к себе в карман, Гарри заметил, что его рука была черной и съеженной; она выглядела так, словно из нее выжгли всю плоть.

— Сэр… что с вашей?..

— Позже, Гарри. Садись.

Гарри загрузился в оставшееся кресло, стараясь не смотреть на ошеломленных Дурслей.

— Хотелось надеяться, что вы соберетесь предложить мне чего–нибудь освежающего, — сказал Дамблдор дяде Вернону, — но, судя по тому, как шли дела до сих пор, проявлять подобный оптимизм было бы глупо.

Третий взмах палочки — и в воздухе появилась пыльная бутыль и пять бокалов. Бутыль откупорилась и налила в бокалы изрядное количество медового цвета жидкости, после чего они поплыли ко всем находящимся в комнате.

— Лучший мед, настоянный на дубе, от мадам Розмерты, — Дамблдор приветственно поднял бокал в сторону Гарри, который как раз поймал свой и сделал глоток. Он никогда раньше не пробовал чего–то подобного, но ему очень понравилось. Дурсли, обменявшись быстрыми испуганными взглядами, попытались не обращать на бокалы внимания — трудная задачка, поскольку бокалы мягко пихали их в скулы и виски. Гарри не мог удержаться от подозрения, что Дамблдор просто развлекается.

— Итак, Гарри, — обратился к нему Дамблдор, — возникла некоторая проблема, которую, я надеюсь, ты сможешь для нас решить. Под «нами» я подразумеваю Орден Феникса. Но сперва я должен тебе сообщить, что неделю назад была оглашена последняя воля Сириуса, и он завещал тебе все, чем владел.

На диване в другом конце комнаты дядя Вернон насторожился и повернул голову, но Гарри на него не глядел; в голову Гарри не пришло никаких слов, кроме «о… ладно».

— Это, главным образом, следующее, — начал перечислять Дамблдор. — Довольно приличное количество золота пополнило твой счет в Гринготтсе, кроме того, ты унаследовал все личные вещи Сириуса. Несколько проблематичная часть наследства…

— Его крестный мертв? — громко спросил с дивана дядя Вернон. Дамблдор и Гарри повернулись в его сторону. Бокал с медом стучал в вернонов висок весьма настойчиво; тот безуспешно пытался сбить его рукой. — Он мертв? Его крестный отец?

— Да, — ответил Дамблдор. Он не стал интересоваться у Гарри, почему тот не рассказал об этом Дурслям. — Проблема, — продолжил он разговор с Гарри, как будто его никто не перебивал, — состоит в том, что Сириус также оставил тебе дом двенадцать по площади Гримо.

— Ему оставили дом? — жадно переспросил дядя Вернон, прищурив свои и без того маленькие глазки, но ему никто не ответил.

— Вы можете продолжать использовать его как штаб–квартиру, — быстро сказал Гарри. — Мне плевать. Можете использовать его, он мне не нужен. — Гарри не хотел еще когда–либо входить в дом двенадцать по площади Гримо, если только этого можно было избежать. Ему казалось, что его всегда будут посещать воспоминания о Сириусе, одиноко бродящем по темным затхлым комнатам, запертом в месте, которое он так отчаянно хотел покинуть.