Сергей Фомичев: Конвой

— А как же твои семейные дела? — спросил он.

— Я жду, когда ты сожжёшь картонку.

— Вот как?

Рядом, словно почуяв момент истины, возник Висмут. Он держался чуть в стороне, но следил цепко за каждым движением эльфа.

Волошек подозвал проходившего мимо бойца.

— Разыщи орка и передай бумаги ему, — приказал он, даже не пытаясь припомнить имени воина.

Тот кивнул и умчался.

— Ну что же… — Волошек вертел в руке картонку.

Жирмята с полным безразличием на лице протянул товарищу спички.

Визитка обернулась пеплом, едва язычок пламени коснулся уголка. Раздался хлопок и голос, напоминающий хруст кофейных зёрен, произнёс:

— Вот значит как? — Верхэль выступил из-за колонны и обращался к сородичу, напрочь игнорируя людей и даже того, кто вызвал его. — Воспользовался старой картонкой. Чего же ты хочешь?

— Пришло время открыть врата, — произнёс Дайарн. — Мы знаем, что ты нашёл ключ.

— Поганец! — не сдержался Висмут.

— Нашёл, — кивнул старик. — Но знаешь, пока я искал его, многое поменялось.

— Что же?

— Я передумал уходить.

— Но ты же сам проповедовал, что люди должны разбираться со своими делами, что не нужно вмешиваться в их судьбу, надзирать за ними…

— Проповедовал? Пусть так.

— Что изменилось?

— Чернильники. Они прорвались и теперь угрожают этому миру. Мы не можем оставить людей без помощи.

— Чёртов гуманист! — выругался Дайарн. — Передумал уходить — оставайся. Но ты должен открыть врата. Пойми, старик, это решение Большого Совета, а не одной только партии возвращенцев. Ты должен подчиниться.

— Никто никому ничего не должен!

Спор эльфов неожиданно отошёл для Волошека на второй план. Похоже, судьба решила вывалить все сюрпризы в один день.

Уж чего он ожидал сейчас меньше всего, так это появления в разрушенном городе Турга. Начальник охраны числился среди тех, кто гребёт жар чужими руками, и потому увидеть его в самом сердце вторжения, было сродни чуду. Волошек даже не сразу поверил, когда среди камней блеснула знакомая лысина. Мало ли у него в корпусе стариков — Чабрец меры в вербовке не знал. Но деловую, полную достоинства походку Турга спутать трудно.

Как же он проник сквозь запертые башнями границы Покрова? Этот вопрос недолго занимал мысли Волошека. Тург и раньше проделывал подобные трюки, умея появиться тогда, когда дело приближалось к развязке. Дастин только что получил вожделенный архив, и вот, пожалуйста!

Оставив продолжающих спорить эльфов на Висмута, Волошек покинул гостиницу.

— Сейчас заслушаем финальную мизансцену, — буркнул Жирмята, поспешив за товарищем. — Только бы старый козёл опустил мораль. Она у него порядком смердит.

Обошлось без морали. Тург вообще не произнёс ни слова. Они встретились посреди каменных обломков и остановились в пяти шагах друг от друга — ну, просто хоблинские ковбои накануне перестрелки. Волошек гадал, какую пакость на этот раз ожидать от знакомца, но вроде бы превзойти обычный цинизм тому будет сложно. Причин для беспокойства нет? Но отчего так тяжело на душе?

Неожиданно рядом с ними появились Ксюша и Дастин. Оба встали подле начальника охраны, как бы заранее беря его сторону. Тут прежние волнения и подозрения Волошека стали обретать очертания.

Он перевёл взгляд на девушку.

— Я замужем, полковник, — чуть виноватым голосом подтвердила она худшую из его догадок. — Ты слишком долго искал меня.

Разгоняя последние сомнения, а заодно и снимая возможный вопрос, Тург обнял Ксюшу за талию…

Волошек сумел выдержать удар судьбы. Вернее, смог сохранить на лице невозмутимость. Спрашивать о подробностях альянса смысла не было, а к вторжению и планам Турга он вдруг потерял интерес. Так о чём говорить?

Рыжий потянул его за рукав. Волошек поддался.

— Лысый чёрт опять использовал тебя втёмную, — посочувствовал товарищ. — Зря ты отговорил меня тогда выкрасть рецепт. По крайней мере, щёлкнули бы дьявола по носу.

Волошек присел на фундамент разрушенного дома. Парни разбрелись по развалинам, деликатно избегая улочки, что облюбовал командир. Если кто и не понял причины его хандры, то сама хандра чувствовалась за версту.

Вот и иссякла та сила, что толкнула его на безумный рейд и питала всё это время. Любовь слезала, как обгоревшая на солнце кожа, причиняя лёгкую боль. До сих пор его подогревала мечта, наивная, юношеская, способная, однако, сподвигнуть на многое, а теперь подпорки не стало. Разумом он понимал, что скоро придёт облегчение, что чувство перегорит. Но понимание не унимало нынешней тоски.