Сесилия Дарт-Торнтон - Заклятие немоты

В просторной пещере, залитой светом, сидели на беломраморных скамейках чудные старушонки. Лица их были так безобразны, что даже Имриен диву далась. Каждая из бабуль сучила пряжу, придерживая нить отвисшей чуть не до колен губой. Между ними расхаживала хозяйка и раздавала указания. Подойдя к одной из прях — той, что сидела поодаль, — она пробормотала невнятной скороговоркой:

— Скручивай пряжу, Убогая Мэб, пора убрать ее, куда следует.

Девушка осторожно затворила дверь, боясь потревожить старушек, и повернулась к другу: «Ты можешь идти?»

Тот смотрел на ее руки потухшим взглядом, но не видел их. Имриен подхватила его и поспешила дальше.

Впереди забрезжил свет — не тусклое свечение фонарей или каких-нибудь червячков, а истинное сияние дня. Оно постепенно затмило мерцание грибов, добела отмыло известняковые стены и, наконец, ослепило глаза путников. Петушок издал странный клич и ринулся наружу. На друзей обрушилась лавина сверкающей, ледяной белизны.

Имриен и Диармид, пошатываясь, вышли на поверхность.

Песня Сестры

Туннель вынырнул из-под плоской скалы, что выдавалась прямо из зеленого склона. У входа людей встречали древовидные папоротники и заросли шиповника. Перед глазами, куда ни посмотри, расстилались холмы, увенчанные белыми березками. Одуванчиковое солнце садилось в пуховые перины облаков. В небесах летел разорванный утиный клин. Неряшливо темнели на ветвях берез грачи. До слуха путников донеслось хриплое карканье, и вдруг все птицы разом взмыли ввысь. Ветер, опьяняющий и сладкий, как ни одно из крепких вин, временами налетал на папоротники, и те важно покачивались, будто бы соглашались с ним.

Петушок величаво расхаживал у ног друзей, поклевывая сочную траву. Тело Диармида беспомощно обмякло. Имриен подставила плечо, и путники из последних сил побрели вниз по склону. Не найдя ни дорожки, ни тропинки, они привычно последовали за солнцем на запад. Под ногами шуршали груды золотых и бронзовых листьев. Мягкая трава покрывала образования совсем неприродного происхождения: крутые плосковерхие насыпи, квадратные ямы, до краев заполненные дождевой водой, широкие лестницы на склонах и гигантские пирамиды. Во время короткого привала девушка бросила взгляд назад — туда, где вздымалась к небесам Скала Небесных Громов и Опаленный Кряж таял в мутной пелене облаков.

Неожиданно за рощицей тонких бумажно-белых деревьев показался сельский домик, прилепившийся к пологому склону. Над соломенной крышей вился голубоватый дымок, приветствуя и маня усталых странников. Имриен с Диармидом вышли на изрезанную колеями дорогу, обрамленную колючими кустами боярышника и дикой розы. Порывы ветерка приносили тихий нежный звон бронзовых колокольчиков, что качались среди коралловых гроздьев на ветвях рябин. Рощицу окружала извилистая каменная стена. Путники подошли к воротам, и те гостеприимно распахнулись. За деревянными створками пролегла мощеная дорожка, обсаженная по краям розовыми кустами. В конце оказались другие воротца: и арка над ними, и сам низенький забор скорее служили подпорками для вьющихся ярко-алых цветов. Домик и хозяйственные постройки утопали в пышном великолепии глициний, орликов и чайных роз; в листве, чуть тронутой осенним глянцем, огоньками вспыхивали рыжие плоды шиповника. На востоке еще клубились хмурые тучи, но здесь было тепло и солнечно.

Эрт прислонился к столбику ворот. В глазах друга Имриен прочла неистовое желание держаться на ногах во что бы то ни стало.

«Пожалуйста, — мысленно взмолилась она, обращаясь к обитателям домика, — не гоните нас, можете смеяться над моим уродством, только приютите!»

Над дверью висела прибитая подкова. Девушка постучала три раза. Внутри раздался глухой шум, словно кто-то передвинул тяжелый стул. Звонкий голос откликнулся:

— Это ты, па?

Диармид еле слышно простонал.

Щелкнул, откидываясь, засов. Затем еще один. Раздался скрип, и в проеме показалась голова молоденькой женщины; хозяйка тут же вскрикнула и захлопнула дверь. Немного погодя она снова приотворила ее и спросила, широко распахнув перепуганные глаза: