Анна Клименко - Закон отражения

— Моя жизнь принадлежит Дэйлорону, — мягко сказал он, — очень скоро я уйду.

Дэйлор кивнул вампирам:

— Куда вы отправитесь?

Старший пожал плечами, угрюмо усмехнулся:

— На свете полно интересных мест, мой король.

И глубоко поклонился.

— Хорошей дороги. Берегите себя.

Шениор чуть склонил голову в ответ и повернулся к Миральде.

— У нас еще есть несколько часов, и я хотел бы провести их так, как тогда. В покое и рядом с тобой.

…Ему в самом деле полегчало. Слабость ушла, боль, засевшая в груди, тоже куда-то уползла змеей, затаилась. А самое главное — Поющее озеро забрало страх перед смертью, и дэйлор больше не боялся слиться с морем душ далеких предков. В конце концов, когда это произойдет, он уже ничего не почувствует.

И теперь Шениор ощущал себя спокойно и уютно, как тогда, когда лунный свет купал их в своих серебряных лучах и когда были не нужны слова.

Они медленно шли по опустевшему д'Элома'н'Аинь, взявшись за руки, как влюбленные. Гулко звучали шаги в мертвой тишине покинутого всеми дворца, Миральда старалась ступать неслышно, однако это у нее не получилось.

— Мне бы хотелось подарить тебе что-нибудь, — наконец сказал Шениор, — на память обо мне. Чтобы ты помнила не только то плохое, что произошло из-за моего, пусть и невольного, вмешательства в твою судьбу.

— Я буду помнить много хорошего, — вздохнула ведьма, — я буду помнить поистине великого короля… Да, о чем говорил тебе твой министр?

— Он просил, чтобы я позволил ему остаться и умереть. Он говорил о том, что недостоин…

— Он и вправду недостоин?

Шениор улыбнулся. Каннеус, Каннеус. Казалось, целая вечность прошла с того момента, как они разговаривали впервые — только что покинувший кокон мальчишка и матерый, поднаторевший в дворцовых интригах министр…

— Он довольно своеобразный дэйлор, — сказал Шениор Миральде, — но то, что он видел, будет для него уроком. Для всех будет уроком… Скажи, что бы ты хотела получить в подарок?

Миральда покачала головой.

— Мне ничего не нужно. Если бы я могла, то оставила бы тебе жизнь, но теперь это уж точно свыше моих сил, коль скоро ты заключил сделку с озером.

— С Дэйлороном, — поправил Шениор, — и я ни о чем не жалею. Я прошел путь от зеленого юнца до зрелого дэйлор, способного отвечать за свои поступки, и это хорошо. К тому же я смог исправить допущенную мной ошибку и, прислушавшись к голосу Поющего озера, спас от гибели свой народ. Наверное, жизнь удалась.

Они дошли до террасы, выходящей в сад, и Шениор увидел, что небо очистилось. В недосягаемой высоте сияли бриллиантовые гвоздики звезд — как в ту ночь, когда он проломил хрупкие стенки кокона и впервые осмысленно посмотрел на мир.

Дэйлор глубоко вдохнул — и тут же боль пылающим кольцом сомкнулась на сердце.

Значит, ему осталось совсем немного времени… И, похоже, Миральда тоже почувствовала этот знак.

— Что с тобой? Тебе плохо?

Шениор с сожалением посмотрел на звезды, на старые деревья. В воздухе, невзирая на дурно пахнущие испарения, все-таки чувствовался запах осени. Осенью дэйлор празднуют конец старого цикла, и по водам Поющего озера плывут сотни белоснежных роз… Правда, сам он никогда не участвовал в этом празднестве; все, что пришло на ум, было слабым отголоском памяти предков.

— Ты сможешь сделать так, чтобы мое тело никто не нашел? — глухо спросил он у Миральды, стараясь, чтобы голос не дрожал. Страха не было, но были сожаление и неизбывная печаль по тому, что уже никогда не вернуть.

Она молча кивнула, стараясь выглядеть спокойной; губы ее предательски задрожали.

— Вот. Возьми, пожалуйста, это. — Он снял с шеи древний медальон, крупный неограненный изумруд в оправе из потемневшего серебра. — Пусть это останется у тебя.

Затем снял с пальца перстень.

— Это тоже пусть останется у тебя, Миральда.

Она молча взяла драгоценности и выжидающе посмотрела на него. Шениор ободряюще улыбнулся:

— Давай спустимся в сад и посидим там… Как тогда, помнишь?..

…Черная туша Императорской армии, поблескивая чешуей в блеклых лучах осеннего солнца, медленно ползла сквозь лес. Не мелколесье, они давно уже минули его, но гиганты Дэйлорона вставали на их пути.

И, пожалуй, молчаливые деревья были единственной преградой. Ни одного живого существа не попалось им на пути.

— Ну и воняет же тут, — в сердцах обронил Геллер. Покосился на Витальдуса — тот ехал рядом, но лошадь его вели в поводу. Потому что из глаз чародея по-прежнему сочилась черная грязь; ему наложили повязку, которую приходилось менять чуть ли не ежечасно.