Роджер Желязны: Знак Хаоса

— Что происходит? — неожиданно спросил Льюк; на мгновение стены пещеры растаяли, и я услышал легкие отголоски музыки.

— Ловко, — сказал я. — Слушай, пора принимать лекарство.

Я вытряхнул на ладонь таблетки витамина B 12, которые только что добыл, и протянул ему откупоренную бутылку воды. Бутылку я вызвал тоже.

— Лекарство? — спросил Льюк, пока я ему все это передавал. — Это еще зачем?

— Врач прописал, — сказал я. — Быстрее поправишься.

— Ну, ладно.

Он закинул все это в рот и сделал большой глоток из бутылки.

— Теперь вот это.

Я открыл пузырек торазина [13] Торазин (хлорпромазин) — гораздо более известен как аминазин. Обладает сильным психотропным действием, применяется при психических расстройствах, связанных с возбуждением, при маниакальных и галлюцинаторно-бредовых состояниях. Лечение шизофрении должно проводиться достаточно высокими дозами, так что Мерлин, вероятно, был прав, влив в Льюка лошадиную дозу. . Они были по двести миллиграмм каждый, и я не знал, сколько ему дать, поэтому решил остановиться на трех. Еще я ему дал триптофан и немного фенилаланина [14] Триптофан — незаменимая, но не синтезируемая в организме человека и многих животных аминокислота, входящая в состав гамма-глобулинов, казеина и прочих белков; в фармакологии используется в виде бесцветных кристаллов. Из триптофана клетки вырабатывают никотиновую кислоту. Нарушение обмена триптофана приводит к тяжелым заболеваниям. Фенилаланин — ароматическая аминокислота, присутствующая в организме как в составе белков, так и в свободном виде. Нарушение обмена фенилаланина приводит к умственной отсталости. .

Льюк уставился на пилюли. Стены опять растаяли, и вернулась музыка. Мимо нас проплыла струйка синего дыма. Неожиданно возник бар, и все, что могло сойти за нормальное в этом странном месте, появилось снова. Опрокинутые столы были поставлены как положено, по-прежнему раскачивался Шалтай, стенная роспись была на месте.

— О, наш клуб! — прокричал Льюк. — Мы должны вернуться. Похоже, вечеринка продолжается.

— Сначала прими лекарство.

— Зачем?

— Ты где-то накачался дерьмом. От этого тебе полегчает.

— Я себя хорошо чувствую. Правда, я очень хорошо себя чувствую…

— Прими!

— Ладно-ладно!

Он бросил в рот целиком всю пригоршню.

Бармаглот и Огненный Ангел вроде бы принялись исчезать, — и самый последний мой раздраженный жест поперек стойки бара встретил некоторое сопротивление, хотя видение не уплотнилось окончательно. Затем я вдруг увидел Кота, чьи игры со своей плотью делали его как-то реальнее всего остального, что находилось в баре.

— Ты входишь или выходишь? — спросил Кот.

Льюк начал подниматься. Свет стал ярче, хоть и выглядел более рассеянным.

— Эй, Льюк, глянь-ка туда, — сказал я и показал пальцем.

— Куда? — спросил он, поворачивая голову.

Я его вырубил еще раз.

Едва только он обмяк, бар начал блекнуть. Стены пещеры опять сделались четкими. Я услышал голос Кота.

— Выходишь… — сказал он.

Звуки грянули на полную громкость, но на этот раз первой скрипкой в оркестре был истошный вопль, похожий на вой волынки. Исходил он из Бармаглота, которого пригвоздили к земле и полосовали. Тогда я решил воспользоваться заклинанием под названием Четвертое Июля [15] Четвертое Июля — День Независимости, национальный праздник США в честь принятия в 1776 году в этот день Декларации Независимости. Обычно вечером устраиваются грандиозные фейерверки. , которое осталось у меня после набега на цитадель. Я поднял руки и произнес слова. При этом я загородил Льюку обзор, а закончив говорить, отвернулся и крепко зажмурился. Даже с закрытыми глазами я уверенно мог сказать, что последовала яркая вспышка. Я услышал Льюково: «Эй!» — но все другие звуки мгновенно стихли. Когда я вновь посмотрел туда, то увидел, что обе твари неподвижно лежат в дальнем углу пещеры; их вроде как оглушило.

Я схватил Льюка за руку и взвалил на плечи, как обычно поступают пожарники. Затем я быстренько вернулся в пещеру, только раз поскользнувшись на крови кого-то из монстров, пока пробирался вдоль ближней стены к выходу. Прежде чем я успел выйти, обе твари зашевелились, но движения их были скорее рефлекторные, чем осмысленные. Оказавшись снаружи, я на миг задержался — взгляду моему открылся огромный цветник; цветение было в полном разгаре. Все цветы были ростом с меня, не меньше, а ветерок относил в мою сторону их пьянящие ароматы.