Эрика Легранж - Фрай Уэнсли – охотник на демона

— Я находился между жизнью и смертью, и многое понял, но в данный момент, я исключительно искупаю, то зло, которое сейчас тебе причиню, — без дальнейших объяснений он дернул Фрейлин к себе и нажал пальцем на некую невидимую точку на шее — девушка тут же потеряла сознание. Эдвард легко перехватил свою знакомую и понес на кровать хозяина замка. Мария и Камалия заметили, что их знакомой стало дурно, и немедля подбежали к ней, но белый колдун успокоил их. Фрай обратился к Фортрайду:

— Я надеюсь, жертовник готов?

— Да, а что он уже нужен? — недоумевающее спросил вельможа, разглядывая друга.

— Уже нужен, пора вернуть монстра в его обитель, — молодой человек покинул комнаты, держа малыша в своих объятиях. Виконт последовал за ним, жестом указав своим родным никуда за ними не следовать. Вот только белый колдун его не послушался и поспешил за этой парочкой к выходу.

Они стремительно уходили из замка, не сказав друг другу и пары слов, размышления обуревали каждого, вот только виконт мог похвастаться радужными надеждами, остальные казались мрачнее свинцовых облаков в октябре.

Фрай не выпускал свою ношу не на минуту, попросив одного из слуг связать ребенку руки и ноги, лакей непонятливо взглянул на пастора, но потом перевел свой взор на виконта и исполнил приказ.

— Это его ненадолго, но удержит, — объяснился пастор своим сопровождающим, оба кивнули и сразу же помрачнели.

Потом вся троица села в экипаж и тронулась в лесную чащу. Возвращение в родные края, вернуло пастору его дар слышащего. Множество звуков сразу же заговорили в нем: некоторые восхищались, но другие предсказывали беду и смерть, но усилием внутреннего голоса, он дал понять каждому духу, что должен это сделать и сделает, а о будущем он подумает потом. Голоса ненадолго затихли. Сопровождающие люди не решали нарушать молчание, ибо видели, как меняется их спутник, прижимая спящего демона к себе.

— Фрай…

— Нет, дядя, со мной все в порядке. Просто пытаюсь совладать с голосами в своей голове, — он жалостливо улыбнулся, а потом снова стал серьезным. — Все эти призраки, они не перестают со мной говорить и уговаривать, но я ведь знаю, что должен сделать.

Они прибыли к жертовнику — это был тот же холмик, небольшой пригорок, выступающий среди густых деревьев, только сейчас стало заметно человеческое вмешательство — к нему пролегла тропка, и дверь уже не была поросшей плющом и мхом. Вершину холма покрывали белоснежные лесные цветы, будто покрывалом… будто саваном, они густо разрослись на освещенной площадке. Фрай некоторое время рассматривал знакомые очертания — здесь он пережил самый страшный день когда-то и познакомился с невероятными обитателями. Теперь уже земля благоухала травой и цветами, а когда-то по ней рекой лилась живая и теплая кровь. Отогнав эти мысли, он двинулся вперед. Двое лакеев в ливреях скользнули к потайной двери и по команде их патрона, открыли жертовник. Внутри не пахло сыростью, здесь произвели невероятные преображения, превратив разрушенный храм в святилище. Останки бедного графа предали земле, теперь неспокойный дух мог отпрянуть к Создателю и вымолить там прощение. Пастор тяжелой поступью вошел в святое место и попросил, чтобы дверь за ним закрыли.

— Так надобно, — объяснил он.

В жертовнике уже горели зажженные факелы, которые предупредительный виконт приказал зажечь по их приезду, разослав новости нарочным. В чашах полыхало красивое яркое пламя, факелы чадили, от чего воздух в закрытом помещении наполнился серой. Фрай некоторое время стоял, а потом опустил малыша неподалеку механизма, открывающего врата. Сейчас это была непримечательная конструкция, но при определенном ритуале земля под ней расступалась.

Пастор взошел на помост, закрыл глаза, его память сама подталкивала молодого человека, он уже знал слова язычника, который тогда молился у чаши, эти звуки уже были вложены в его память. Может быть, сами призраки напомнили ход ритуала, ведь среди них мог оказаться тот, кто их некогда произносил. Фрай упал на колени и возвел руки к небу — это было странное зрелище, теперь ярый служитель церкви напоминал язычника, отступника Бога. Может он и был таким, но уверенность, что все его поступки правильны непреложной истиной легла на совесть. Пусть он и нарушит некие каноны праведности, но перед собой будет оправдан. Он заговорил, нет, запел заветные фразы, отдавшись их смыслу. Это были языческие слова, значение которых он не знал, и что-то в нем говорило, что-то высшее, лишенное человеческих слабостей. Его голос изменился, он приобрел грубые нотки, слова, вырываемые из горла, пугали самого Фрая, но остановиться он не мог.