Валерий Сабитов - Ард Айлийюн

— Почти правда. Но не совсем… Мы появляемся в мир среди цветов. При спокойных лунах и ярких звездах, — так рождается айл… А ты разве не так явился?

Мальчик погрустнел и ответил:

— Я не помню. Тут нет лун, звезд и цветов. Они все там, за Калиновым мостом.

Император положил руку на голову мальчика и погладил ее как-то механически. И сказал, сосредоточенно подбирая слова:

— Мы не айлы. Мы — люди. И у нас все делается по-человечески. И рождение, и смерть. И то, что между ними, ха-ха…

Смешок вышел нервный, почти истерический. Ангий, уяснив слова императора, но его самого исключив из поля внимания, смотрел на мальчика и продолжал:

— Смерть по-человечески… У нас нет кладбищ. Как то, что вы соорудили на берегу. Приходит определенная ночь, и мы уходим из мира вместе с нашими телами. Но прежде мы прощаемся с родными и друзьями, с цветами. С деревьями, водой, камнями…

— И с цветами?! — восхитился мальчик; лицо его разгорелось, глаза расцвели, — Вы умеете говорить с цветами?

Император отнял руку от головы мальчика и сказал строго:

— Придет время, и ты все узнаешь. А пока… Займи свое место. У меня переговоры.

Мальчик неохотно удалился назад за свиту. А император заговорил с Сандром, смотря на него суженными глазами:

— Здесь, — имперский дух. Извольте помнить! В этой земле мои люди положили свои кости. А коли так, то по завету предков, земля эта наша. Да, та земля, на которой пролилась наша кровь, — наша земля! Слово предков священно. И потому знамена наши красные… Прошу крепко помнить! Я ухожу. Продолжим беседу во Дворце. Вас проводят, покажут остров, как мы живем…

Экскурсоводом оперотряду определили лицо из свиты. Лицо, обладающее особыми обязанностями и полномочиями.

— Жрец, монах, управдом… Имя, — Назар, — с хитрой улыбкой представился он и задымил громадной сигаретой, — Впрочем, зовите как хотите. От меня не убудет…

И жрец закашлялся, приведя в колыхание спрятанный за обширной черной рясой объемный живот. Ангий посмотрел с состраданием на побуревшее от кашля лицо и спросил:

— Зачем вы курите? Сигареты, — это ведь вредно?

За жреца ответил Нур:

— А им курить полезно. Сигареты создают внутри организма такие вкус и запах, что извне они уже ничего не воспринимают. Покурил — и можно хоть в центре свинофермы спать. Отвратительного для них не существует. Ведь так, жрец?

Назар успел откашляться и сплюнул под ноги сгусток серо-сизой мокроты. И отвечал уже уверенным проповедническим басом:

— Так, сын мой, так. Для нас всё едино, что чёрт, что ангел. Было бы чем закусить. Но прошу…

И он, подобрав полы далеко не свежей рясы, опоясанной на животе растрепанной веревкой, заторопился вперед, на подъем. Сделав шагов пятьдесят по скользкой и замусоренной почве, отряд оказался на верхней точке Острова, перед водохранилищем, обложенным по краям необработанным камнем. Справа высился храм под металлическим на вид куполом и башня рядом с ним. Оба строения сооружены из щебня, связанного бетоном. На южном берегу водохранилища — обширное здание, возведенное из дерева. С десятком колонн, покрашенное в зеленый и синий цвета, оно, несомненно, императорский дворец.

Плотные облака над Островом опустились заметно ниже и сомкнулись с серым туманом, сквозь который проглядывали силуэты нескольких ближних зданий.

Жрец Назар остановился перед храмом, простер руки и объявил:

— А сие — моя резиденция. Центр нашего мира! Место святое и знаковое.

Айлы внимательно рассматривали храм, пытаясь понять смысл центра мира. Над входной деревянной дверью — то же знак, что рядом с портретом императора на Калиновом мосту. Четырехконечный крест… В арке на вершине башни — колокол из почерневшего металла. Больше никаких признаков смысла не замечалось. Назар, отметив реакцию гостей, пояснил:

— Колокол на башне — символ будущего… Он сам зазвонит. Когда наступит наш Час в этом пока чужом мире. И мой час, ибо предстоит мне стать главным жрецом предстоящей Империи.

Нур с иронией посмотрел на него:

— Не зазвонит твой колокол, жрец. Никогда не зазвонит. Я предвижу, очень скоро собьет его на землю молния с неба. Навсегда собьет.

Жрец, молча подойдя к двери, распахнул ее резким движением. Предсказание Нура расстроило и возмутило его, но он никак не показал того.

Изнутри храм выглядел неприютным. Вереница прямоугольных окошек на стенах под потолком свету не прибавляла. Штукатурка на каменной кладке местами пообваливалась, и куски ее собрали в кучки на утоптанной серой глине. Напротив входа красуются выписанные на деревянных дощечках грубыми мазками лица имперских людей. Всего с десяток. Под ними столько же свечек, явно не восковых. Над портретами, — часы, как понял Сандр, мягко прозондировав мозг жреца. Стрелки, цифры, гирьки на цепочках… Айлы встретились с часами впервые. И Глафий спросил: