Петр Гурский - Закон Ордена [сборник litres]

Мики не позволила музыке утихнуть до самого конца. Музыканты вышли последними. Ночью, в постели, Мики показалось, что слышится слабый крик, мольба о помощи. Хотя кричать было некому. Потом завыл проклятый пес. Мики подумала, что не уснет этой ночью, но сон пришел на удивление скоро. Мики проснулась только раз и уселась на кровати, прислушиваясь к ночным звукам. Пес еще не угомонился, но его завывания делались все слабее, а сквозь вытье пробивался писклявый скрежет – словно кто-то отчаянно и безнадежно скреб ногтями по мрамору.

Успокоившись, Мики снова улеглась. Ведь невозможно услышать скрип ногтей с такого расстояния.

Вглазах вспыхнула боль от света, рассеявшего темноту и безумие. Лежащий судорожно втянул воздух. Перед глазами все размывалось, плыло. Свет исходил от огонька единственной свечи, но и от него болели глаза.

Появилось лицо – незнакомое. Лежащий захотел крикнуть, но голос не подчинился ему. Незнакомец прикрыл лежащему рот ладонью.

– Я думаю, что ты пока еще не умеешь говорить, но на всякий случай предупреждаю: тихо.

Теперь Вахаба узнал и лицо, и голос. Старик-могильщик.

Вахаба протянул к нему руки. По разодранным до мяса ладоням струилась кровь. Но саг не чувствовал боли, хотя на пальцах остались лишь ошметки ногтей, выломанных в попытке процарапать мраморную крышку саркофага. Часть обломанных ногтей еще держалась, будто вырванные, прилипшие чешуйки.

Вахаба не обращал на это внимания. Когда могильщик снял ладонь с губ, Вахаба ухватился за прислоненную крышку гроба, чтобы подтянуться и встать, но

власть над телом возвращалась очень медленно. Вахаба мог дышать, ощущать запахи пыли и гипса, мог лежать, махать руками и хрипеть – но ничего больше.

Могильщик внимательно глядел на него. Вахаба присмотрелся, с трудом распознал стоящих рядом со стариком Ватфа и Эрмотха.

– Тебя заживо похоронили, и ты наверняка уже понял, что тут не трагическое недоразумение, – пояснил старик.

Вахаба шарил беспомощным подслеповатым взглядом, хотел что-то сказать, но вместо слов из глотки вырвалось удивительно нечленораздельное бульканье, словно бы у недоразвитого ущербного кретина, побирающегося на улице.

– Да он же съехал, – заметил Эрмотх. – Наверное, не понимает тебя совсем. Гляди, поседел весь.

– Как и мы все, – указал старик. – Он меня понимает, и очень даже неплохо. А моя харя сейчас для него прекрасней ангельского лика.

Все трое встали вокруг гроба.

– Сейчас сосредоточься, слушай внимательно. Это важно, – склонившись еще ниже над гробом, сказал могильщик. – Если согласишься, заберем тебя отсюда. Мы затем и пришли. Ты можешь и отказаться. Тогда мы задвинем крышку на место и уйдем. Понимаешь?

В ответ раздался очередной протяжный хрип. Широко открытые глаза Вахабы в свете свечи казались запыленными.

– Если понимаешь, трижды моргни.

Вахаба трижды моргнул.

– Хорошо. Во-первых, ты обязуешься служить мне с этой минуты до самой смерти и всегда станешь делать то, что скажу я.

Вахаба немедленно трижды моргнул.

– Во-вторых, ты больше никогда не посмеешь смеяться.

Вахаба трижды моргнул.

– И еще одно…

Старик наклонился и шепнул на ухо несколько слов.

Вахаба замешкался, но все же троекратно моргнул.

Старик кивнул помощникам. Те схватили сага под руки, потянули из гроба. Вахаба почти не ощущал своего тела. Черное сукно, которым было повито тело, помощники оставили в гробу, сага уложили на пол и взялись за крышку.

– Ставьте в точности на место, чтобы было как раньше, – предупредил могильщик. – Никто не должен догадаться, что гроб открывали.

Старик опять склонился над сагом.

– Не упрекай себя в том, что сделал скверный выбор. Я уже много лет собираю таких, как ты. И никто ни разу не пробовал отказываться и торговаться.

Вахаба проснулся от кошмара. Снова похороны, все слышно, и хуже всего – скрежет задвигаемой крышки саркофага. Этот звук не уходил из памяти и, казалось, останется навсегда, слышный днем и ночью.

– Пей, – приказала Сальме.

Вахаба наконец-то смог рассмотреть ее. Зрение улучшалось со дня на день. Теперь, спустя двенадцать дней, видел ее уже вполне отчетливо. Действие снадобья заканчивалось.

– Если бы тебе раньше закрыли глаза, они бы не высохли так и было бы легче вернуть тебе зрение, – однажды пояснил могильщик, когда закачивал в жилы Вахабе очередную микстуру.

Старик уверял, что она лечебная. Вахаба верил ему.

– А ногти у тебя не вырастут, – пробурчал старик. – Вот не вырастают они, и все, сам не понимаю отчего.