Саша Ино - Нежность. Том 1

— У тебя же есть сестра, — Тау с удовольствием подумал о Еве.

— Ага, вроде того, — мальчишка пожал плечами, — Но она далеко… Далека. Кажется, мы и не родственники вовсе.

— Милиотар всегда являлись законченными индивидуалистами, — хмыкнул Тау.

— Да. Но это достает, — Касандер грустно улыбнулся.

— Может, прекратим войну?

— Может. Только на чем остановимся? Вы никогда не отдадите Плантагенет, да и я тоже не поступлюсь интересами Архатея.

— Верно! Пусть решат люди, население… Им же жить в государстве.

— Они решили воевать, подгоняемые нетерпимостью обеих враждующих сторон. Опять общество расколется… Продолжится все та же война.

— Разделим территории!!!

— Глупо. Невозможно разорвать исторически сплоченную местность. Готов ли ты резать живое, трепещущее и кровоточащее тело земли, ради достижения эфемерного мира?

— Нет, не хочу людских страданий…

— Люди, что они значат для столетий… — Касандер задумчиво поднял голову к деревянному потолку беседки. Его косы повисли над землей, сползая со столика в пустоту и таинственно поблескивая из нее чернотой агатных заколок.

— Почему вы никогда не уважали жизнь? — в голосе Тау сквозила претензия.

— Мы? И вы тоже, — правитель Архатея вздохнул, — Слишком ревностно мы уничтожали друг друга. Я мечтаю о мире, но твой отец никогда не пойдет на примирение. Ему нужна моя смерть…

— Но мне она не нужна! Я смогу уговорить отца! Я же наследник, — яростно воскликнул принц, и Касандер опять дернулся, хватаясь за запястье.

— Не получится, все слишком запутанно, — с грустью в голосе произнес он, — Уже слишком поздно.

— Брось, мы вершим будущее! Я обязательно поговорю с отцом.

— Ты не понимаешь… Лучше, — Касандер резко переходит на шепот, снова прикасаясь к руке принца, — Лучше оставайся здесь.

Тау нервно вскидывает голову, останавливаясь под действием просящего и манящего взгляда Касандера.

— Но… — неуверенно бормочет он, покрываясь краской.

— Я прошу, — продолжает шептать правитель Архатея, притягивая к своей щеке ладонь Тау, — Я бы хотел много часов говорить с тобой обо всем на свете… Не о войне или мире, а о жизни, о других странах, о диковинных вещах на теле планеты, о любви, о дружбе, о легендах и сказаниях, обо всем, что могло бы заинтересовать нас обои. И в разговоре мы бы почувствовали себя простыми людьми без обязательств и печати трона…

— Ева, — произносит Тау, оказываясь в плену сладких грез зеленых глаз.

Его спонтанные слова производят стремительную перемену. Касандер вскакивает. Глаза дракона, вспыхивая яростью, становятся очевиднее и хищнее. Правитель собирается уйти, но резко оборачивается и кидает с жесткостью металла:

— Я Касандер! Ясно?!

После он предпочитает удалиться, скрывшись в гуще парковых деревьев.

— Да, что со мной?! — расстроено вопрошает Тау, опуская голову на руки.

Он не знает, почему этот Касандер столь волнует его душу. И с чего вдруг образ милой Евы настолько тесно связан с фигурой ее брата? Они словно сплетены воедино, и невозможно разорвать узлы, связующие их.

— Немыслимо, — бурчит он. Огорчение накатывает океаном чуждых эмоций.

Красный пузырек с ядом раскололся на тысячи острых осколков, пачкая недавно вымытый пол.

— Черт, — пробурчал раздосадованный Юнгс Дерфи и отошел от полки с разноцветными эссенциями.

О его тайном хобби собирать яды никто не догадывался. В академии просто засмеют мастера огня, который ударился в поварские забавы. Поэтому свое странное пристрастие Юнгс отчаянно скрывал. Только старая тесная келья в замке Касандера была свидетельницей тайных увлечений барона. Из нее он ни ногой, разве что когда Касандер прогонит, устав от навязчивости слуги, или когда необходимо присутствовать на занятиях. Но теперь это было редкостью, Юнгс уже выпустился и единственным поводом вернуться в академию был экзамен на повышение магического уровня.

Дерфи осторожно собрал осколки. Не дай бог порезаться, тогда ждет неминуемая и крайне мучительная смерть. Ведь слабых средств Юнгс в своей коллекции не держал.

— Отвратительный день, — пожаловался барон отражению в узком надкроватном зеркале.

Мало того, что после вчерашнего пира у него раскалывалась голова, так еще гложило чувство вины перед правителем. Он и затеял-то уборку только, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Но из этого ничего не вышло — досада на себя только возросла, а теперь еще потерян и редкий экземпляр ядовитой коллекции.