Марина Ефиминюк: Неидеальная Чарли Тэйр [litres]

Изумленная пауза была достойна лучших театральных подмостков! Какой там клуб любителей-театралов в белых подштанниках, молчание любовников тянуло на королевскую сцену.

Я поднялась с дивана, простучала каблуками к дверному проему и, скрестив руки на груди, привалилась плечом к косяку. Мама в шелковом халате и Энтон Чейс в отцовской белой рубашке выглядели такими же ошеломленными, как и я всего пару часов назад. Но у меня было время осознать случившееся, а у них – нет.

– Кажется, теперь я понимаю, почему ты каждый сезон меняешь горничных, – холодно улыбнулась я. – Господин Чейс, отличная рубашка! Я помню, как мы с папой ее выбирали.

Темные глаза Энтона вспыхнули нехорошим огоньком. Он что-то хотел сказать, но мама дернула его за руку, приказывая прикусить язык.

– Шарлотта, ты все неправильно поняла! – в ее голосе, впервые на моей памяти, прорезались визгливые, истеричные интонации.

– Я видела вас двоих обнаженных и в кровати, – прямо заявила я, бросив на Энтона косой взгляд, и вдруг подметила, как внешне они сильно похожи с Алексом. – Думаю, я поняла все правильно, поэтому сейчас время не для скандала, а для переговоров.

Мы устроились тут же, в синей гостиной, подозреваю, видевшей много непотребных вещей, но с шантажом столкнувшейся впервые. Заняли места, как фигуры на шахматной доске перед серьезной партией. Мне досталось кресло, в котором обычно сидел отец. По-моему, весьма символично, как любила говорить Вербена.

– И долго у вас это длится? – спросила я, но тут же оговорилась: – По-видимому, очень долго, поэтому не отвечайте. Полагаю, Ирэна в курсе, а отца я слишком уважаю, чтобы рассказывать… о таких вещах.

– Твой отец обо всем знает! – бросила мама.

– Значит, ты будешь не против, если мы поговорим об этом за семейным ужином?

– Не много ли ты себе позволяешь? – проворчал Чейс.

– Полагаю, вы позволяли себе в этой гостиной гораздо больше, – улыбнулась я одними губами. – Хотите стереть мне память с помощью магии, да? Я права, мама? Признайся, ты сидишь и обдумываешь, насколько будет бесчеловечно превратить единственную дочь в калеку, чтобы сохранить секрет. Так?

Вообще, я просто бравировала, но она отвела глаза.

– Господи, ты действительно об этом думаешь! – изумилась я. – Ради кого? Ради этого человека?

– Просто скажи, чего ты хочешь, – глухо произнесла она.

– Помолвка! – Я повернулась к Энтону: – Вы расторгнете обручение по соглашению сторон, и я не заплачу вам ни сантима. Думаю, вы достаточно имеете от нашей семьи.

– Еще? – коротко бросил он.

– Мама, ты больше никогда не заговоришь о свадьбе с Александром! Согласись, выдать меня замуж за сына своего… настолько близкого друга – даже не дурной тон, этот поступок находится за гранью добра и зла. Хуже разве что выдать за самого друга. Или позволить ему оставить собственную дочь в одном исподнем. Считаешь, что это должно меня отрезвить? Поверь, отрезвило. К предательству родной матери ни в одной академии не готовят.

– Шарлотта! – посмела она возмутиться.

– А я не права? – ощетинилась я. – И верни мне цветы Эна Риона. Их подарил мужчина, которого я люблю. Знаю, что они у тебя.

– Верно, – прошелестела она.

– Верно – это когда они на моем теле, а не в твоей шкатулке.

Мама шумно вздохнула, набрав полную грудь воздуха и явно намереваясь по привычке выдать уничижительную отповедь, но, видимо, догадалась, что ситуация не подразумевает лекций о дочернем уважении, и промолчала.

– Верни сейчас, мама! – кивнула я на двери гостиной.

– Хорошо, – сквозь зубы процедила она в ответ.

Мама поднялась с дивана, затянула пояс халата и походкой ледяной королевы, разве что не оставляя снежных следов, отправилась на второй этаж. Мы с Энтоном остались вдвоем, друг напротив друга.

– Отмените запрет Ноэлю Коэну на въезд в королевство, – резковато произнесла я.

– Даже я кое-что не в силах сделать, – отказал он в просьбе. – Должно пройти не меньше пары лет, прежде чем подавать ходатайство. По просьбе твоей матери его величество лично подписал запрет. Ты знаешь вспыльчивый характер короля, нужно время.

– Сколько?

– Год или два, когда все забудется.

– В таком случае на эти год или два я хочу уехать за Крушвейскую гряду по программе обмена студентами с Норсентской королевской академией. Записать меня в какую-то группу ведь в ваших силах?

– Безусловно, – сухо отозвался он.

На лестнице зашелестели быстрые шаги – мама торопилась вернуться со второго этажа, и мы прервали разговор.