Марина Ефиминюк: Дорога к ангелу

Ламберт подумал, что, наверное, стал слишком стар для таких испытаний. Было странно и непривычно осознавать себя человеком, за одну короткую ночь постаревшим на десяток лет. Он провел рукой по волосам – на пальцах осталось несколько седых волосков. Прежде седина в волосах не вызывала у него такого недоумения. Прежде раны не болели настолько сильно, чтобы перо то и дело выпадало из дрожащих пальцев.

От запаха крови, пропитавшей повязки на ранах, к горлу подкатила тошнота. То, что раньше не заняло бы у него и минуты, теперь растянулось на несколько мучительных часов. Капитан устал сидеть за походным столом. Свет свечи так резал глаза, что они начали слезиться. Написанные красными чернилами строки неровно ложились на лист желтого пергамента. Буквы теснились, налезали одна на другую, слова… Нет, это были не слова, а крик души: «Мне нужна помощь. Жду в землях Горных Кланов в долине Алтаря Первого Инея через семь дней. Ламберт».

Закончив писать третье письмо, Ламберт отложил перо. Наверное, он слишком перетрудился. Растерял на своем пути слишком много надежд, оставил в прошлом преданных друзей, но оказался так и не готов к главной утрате, поджидавшей его лютой снежной ночью в суровом горном крае. Ему с трудом удавалось держать глаза открытыми. Лекарь предупредил: достаточно раз смежить веки, и смерть победит.

Но Ламберт точно знал, что стоит только позволить себе подобную слабость, как перед мысленным взором появится прекрасное, беззащитное создание с нежным лицом и огромными печальными глазами. Хрупкий ангел по имени Иноэль, пришедший по воле небес на землю погибающего Невендаара. Он, Ламберт, позволил Проклятым Ангелам забрать Посланницу Небес! Он не выполнил своего долга!

Три письма забрали последние силы, и Ламберта мутило от слабости. Он тяжело поднялся, сморщился от боли. На рубахе из грубого льняного полотна выступили бурые пятна крови.

– Тебе лучше лечь, капитан, – проворчал лекарь, недовольно сверкнув глазами из-за круглых стекол очков.

При этом он ловко орудовал пестиком, растирая круговыми движениями в деревянной плошке разноцветные порошки. В шатре витал пряный запах снадобий.

– Успею, – отозвался Ламберт и, с трудом превозмогая слабость, приказал: – Стаффорд, возьми письма, надо отправить их с заколдованными ястребами.

Капитан встал из-за стола, чтобы выйти наружу, но вдруг пошатнулся, и Стаффорд, молодой светловолосый рыцарь, неожиданно присоединившийся к отряду в Фергале, столице Империи, и успевший стать Ламберту верным другом, поддержал его и помог устоять на ногах.

– Лекарь прав, тебе лучше лечь в постель, – хрипло произнес он сорванным в битве голосом и попытался подтолкнуть раненого к жесткой лежанке с ворохом смятых одеял.

Ламберт молча отстранил его и нетвердой рукой приоткрыл полог. Морозный воздух обжег грудь, словно огнем. Порыв ветра в одно мгновение выстудил палатку, прогоняя тепло. Ламберт вышел наружу. Вокруг, сколько хватало глаз, лежало белое поле. Ветер кружил по насту поземкой, засыпал снежной пылью прикрытые солдатскими плащами тела убитых, лежавшие на покрытом ледяной коростой, местами почерневшем от пепла снегу. Немногие из оставшихся в живых воинов готовили погребальные костры. Они еще не отошли от боя, на их хмурых, почерневших от копоти лицах застыло выражение бессилия и злобы. В этой битве все они потеряли друзей, за которых охотно отдали бы собственные жизни.

Тяжело ступая и пошатываясь, Ламберт пересек жалкий, наскоро развернутый лагерь и углубился в снежное царство, где морозный воздух уже не пах гарью. Стояли предрассветные сумерки, на уши давила гулкая тишина. Не верилось, что всего несколько часов назад ночь, освещенная огненными всполохами, содрогалась от звона мечей, воплей сражавшихся и предсмертных стонов раненых.

Ламберт шел, проваливаясь по колено в снег. Стаффорд следовал за капитаном, не отставая ни на шаг, в любой момент готовый подставить плечо. Дойдя до линии скал, капитан без сил опустился на валун и перевел дыхание. Запрокинув голову, он разглядывал пока еще темное небо, заснеженные зубцы гор, за которыми скрывалось солнце, уже окрасившее их пики червонно-красным золотом своих лучей. Высоко над землей кружили ястребы.

– Давай. – Ламберт протянул руку за письмами и вдруг остановился, стиснув зубы, чтобы не застонать от приступа боли.

Стаффорд, заметив это, замялся из деликатности, но все-таки спросил: