Марина Ефиминюк - Неидеальная Чарли Тэйр [litres]

В столовой Чейсов мы завтракали с мамой вдвоем, и от продолжения скандала нас спасло лишь то, что я выбрала стратегически правильное место на противоположном конце стола. Правда, совместной поездки в карете избежать не удалось. Она уезжала в Но-Ирэ и непременно пожелала подбросить меня до академии, словно боялась, что я тихо соберу дорожный сундук и с самого утречка дерну в Норсент. Без разрешения на въезд и портальный переход, чтобы уж наверняка прославить семью Тэйр на два королевства, если о нас еще где-то не слышали!

По дороге я все ждала, когда начнется новый акт обручально-свадебной драмы, но не случилось. Довезли меня быстро, в принужденном молчании, видимо, призванном продемонстрировать, насколько родительница опечалена глупостью взбунтовавшейся дочери. Выходя из кареты, я сделала вид, что забыла попрощаться.

– В выходные я жду тебя дома, – строгим голосом напомнила мама о поездке в столицу.

– Слушаюсь, мадам, – буркнула я и, накинув на плечо портфель с учебниками, пошагала к парадным дверям.

День был загружен занятиями, к вечеру больше всего хотелось вернуться в пансион, но пришлось отправиться в читальный зал за книгами для сочинения Канахену. К сожалению, оно само себя писать никак не желало, и страница блокнота какой день подряд оставалась удручающе пуста.

Профессор потребовал, чтобы я выбрала несколько известных высказываний и рассказала, какую мудрость они несут миру. Но для начала «мудрость» следовало отыскать, свериться со словарем и понять, несет ли она вообще что-нибудь, кроме пустых слов.

За фолиантами на северном королевском диалекте смотритель отправил меня в отдел литературы на иноземных языках, на второй ярус. Набрав целую стопку книг, я выбрала стол в нише, зажгла лампу и разложила вещи. Северный диалект традиционно ввергал меня в сон. Зевая, я листала зачитанные книги. Раскрыла очередной том на развороте, где предыдущий чтец сломался: заложил ленточкой-закладкой и сунул обратно на полку.

Посреди желтоватой страницы без особенного пиетета кто-то подчеркнул чернильной линией пару строчек. Невольно я пробежала глазами по фразе, прочла шепотом. Она звучала подозрительно знакомой…

Перед мысленным взором появился Ноэль на фоне новогоднего дерева. Он бросал эту самую фразу раздраженным голосом и отказывался давать точный перевод. Невольно представилось, как, сидя на втором этаже библиотечного зала, северянин твердой рукой, продавливая пористую бумагу острым кончиком пера, подчеркнул нужную фразу в книге. Видимо, считал, что я ради интереса отправлюсь в библиотеку, но мне не хватило любопытства.

С энтузиазмом, достойным исключительно сочинения для Канахена, я схватилась за словарь, собрала предложение, как мозаику: слово к слову, литера к литере, и получила в итоге сущую нелепицу.

– Господи, чем я только занимаюсь? – в сердцах проворчала я, растерев лицо ладонями, и снова схватилась за словарь. Через некоторое время переведенная фраза аккуратно легла на бумагу.

«Оберегай любовь свою, даже если тебя посчитают злодеем».

– Алекс, значит, тебе жить мешал? – пробормотала я себе под нос и решительно полезла в книжку – искать, кто первым высказался о таком возмутительном принципе причинения добра и защиты большой любви. У этих северян вечно все не как у цивилизованного мира! Никогда не считала себя поклонницей искаженной теории, что жесткость можно оправдать, а добро должно обладать крепкими кулаками…

Проснулась я, сладко прижимаясь щекой к раскрытой книжке с тем самым высказыванием, по которому жил Ноэль. Огонек в настольной лампе оказался приглушен, нишу и стол обступал полумрак. Тишина стояла, как в заброшенном склепе. Стопка книг со стола исчезла, зато появился термос с питьем. Теплым, если судить по мерцающему на боку символу. С недоумением я выпрямилась и обнаружила, что плечи прикрыты мужским пиджаком. Не возникало никаких сомнений, кто именно проявил неожиданную заботу.

Со злостью я стянула пиджак и отправилась на поиски его хозяина. Ноэль нашелся довольно быстро по яркому свету, мерцающему за стеллажами. В рубашке с закатанными рукавами он стоял возле полок с книгами, написанными на языке северного полуострова, и с сосредоточенным видом просматривал какой-то фолиант. На табуретке возвышалась аккуратная, уголок к уголку, башня из томиков.

– Проходил мимо библиотеки и решил подучиться родному языку? – проговорила я, не заботясь, что в читальном зале следует вести себя очень тихо. Полагаю, правило не действовало, когда не слышал смотритель.