Рошани Чокши - Бронзовые звери [litres]

Но вера – упрямая штука, и изменения в мире лишь еще сильнее заостряли ее, помогая разрывать туман неизвестности.

Сможет ли он жить с этой неизвестностью?

Сможет ли примириться с ней?

Да, подумал он, хотя порой его уверенность не была столь непоколебимой. Но как бы там ни было, он сделает то, что делают почти все смертные. Он попытается.

Когда Северин впервые в жизни пек пирог, то использовал соль вместо сахара. Как любезно заметил Энрике, это был абсолютный провал.

Но Северин все равно был в восторге. Лайла считала невозможным, что он сам испечет пирог. Сделав это, хотя и не совсем удачно, он подумал, что, возможно, и другие вещи, казавшиеся невозможными, тоже могут случиться.

И, в какой-то мере, так и происходило.

Время по-доброму обходилось с Северином, и с каждым прошедшим годом он все больше понимал, что имела в виду Лайла, пообещав, что они связаны навеки.

В его волосах не появилось ни одного седого волоса. Ни одна морщина не тронула его лица. Это удивляло Энрике и откровенно бесило Гипноса, который считал, что из них всех он больше всего заслуживал вечной юности.

Самого Северина не интересовала вечная юность. На самом деле, она только усложняла его жизнь в Париже и опеку над Лукой и Филиппо, и все же это был знак. Знак, смысла которого он не понимал, пока не поговорил об этом с Зофьей.

– Это означает, что она все еще жива, – сказала Зофья. – Она пообещала связь между вами и сдержала обещание.

Пока жива я, будешь жив и ты.

Зофья улыбнулась ему. Впервые он заметил лучики морщинок, появлявшиеся вокруг ее глаз и губ, когда ей было весело, и он был счастлив, что жизнь отметила ее радостью.

– Северин, думаю, это означает, что она сдержит и другое свое обещание.

Ее другое обещание.

Об этом никто из них не осмеливался говорить, словно это обещание было слишком хрупким и любое неосторожное слово могло навредить ему.

И все же он каждый день лелеял в себе надежду: Я вернусь к тебе.

Спустя годы Лайла стала ему сниться. Сначала она каждую ночь являлась ему во сне в течение недели. Иногда исчезала на несколько лет. Но каждый раз, возвращаясь, она говорила одно и то же: Я так и не закончила то, что хотела сказать тебе в ту ночь.

Он знал, о чем она говорила. Она сказала тогда: «Я люблю…», а затем мир разъединил их.

Скажи мне сейчас, – просил он, но каждый раз она лишь качала головой. Нет, Маджнун. У меня тоже должна быть мечта.

МИР ИЗМЕНИЛСЯ.Разгорались войны, царства рушились, менялась мода. Года мелькали, и все же Северин находил мгновения, удерживавшие его на месте, словно якорь, несмотря на неумолимый бег времени. Например, когда Лука впервые обнял его, а Филиппо уснул, склонив голову ему на плечо. Как и у него, у этих мальчиков, казалось, было много родителей, но нельзя было сказать наверняка, кого из этих родителей они любили больше.

Зофья проводила научные эксперименты и помогала Филиппо с математикой, когда у него случались проблемы в школе. Гипнос впервые дал Луке попробовать спиртное, когда ему исполнилось шестнадцать, и всю ночь просидел рядом с мальчуганом, которого рвало и который обещал, что больше никогда не притронется к бутылке. Энрике рассказывал им истории, после которых они всю ночь не могли уснуть, а Северин делал то, что его мать, тетя ФиФи и Тристан пытались делать всю свою жизнь: старался защитить.

Даже Аргос полюбил мальчиков и не протестовал, когда они вставляли себе в штаны его выпавшие длинные перья и передразнивали странную птицу.

Поначалу Северину удавалось замаскировать свою непреходящую юность при помощи умелого грима. Но с каждым годом его юность оказалось все труднее скрывать. Спустя двадцать лет он не мог больше прятаться. И однажды он передал бразды правления Эдемом своим приемным сыновьям.

Вместе с Гипносом они строили музеи и создавали, выделяли деньги на научные стажировки и давали ссуды на научные изыскания по всему миру. Энрике продолжал преподавать и писать книги, получавшие международное признание. Зофья совершила серьезные научные открытия и запатентовала их и стала почетным выпускником Высшей национальной школы изящных искусств в Париже. Северин был на свадьбе Луки и провожал Филиппо, садившегося на корабль, увозивший его из Европы в Америку. Северин играл с детьми и внуками и провел бесчисленное множество приятных вечеров в компании Зофьи, Энрике и Гипноса, ставших его семьей.