Виктория Авеярд - Разрушенный трон [litres]

Я снова ложусь на спину, и раздраженно выпускаю из легких воздух. Я заставлю его истекать кровью, как истекаю кровью я.

Я все еще лежу, закрыв глаза рукой, когда дверь открывается и закрывается. В комнате раздаются тяжелые шаги. Мне не нужно открывать глаза: я и так знаю, кто это. Его дыхания, неровного и такого по-хамски громкого, достаточно, чтобы я это понял.

– Если ты ищешь отпущения грехов, где-то в комнатах Айрис точно должен быть алтарчик. Иди докучай ее богам, а меня оставь в покое, – ворчу я.

Я твердо намерен не открывать глаза, потому что когда я вижу его, я сгораю от ярости и ревности. И еще – от тоски по тому, кем он был, по брату, которого я больше не могу любить. Я бы испепелил свою одежду, если бы не безмолвный камень. Более того, он такой же предатель, как и я, но, похоже, никто не возражает. Это не честно .

– Отпущения грехов ? – откуда-то сверху усмехается Кэл. Я не слышу, чтобы он садился. – Оно нужно тебе, Мэйвен. Не мне.

Усмехнувшись, я убираю руку от глаз и сажусь, чтобы посмотреть на него. Мой брат отшатывается под моим пристальным взглядом, делая шаг назад. Он выглядит как король даже без короны. Он больше похож на короля, чем когда-либо буду я. Меня снова охватывает зависть.

– Мы с тобой оба знаем, что ты в это не веришь, – огрызаюсь я. – А ты, брат? Ты действительно считаешь, что ни в чем не виноват?

Кэл опускает глаза, его решимость на секунду колеблется. Затем он стискивает зубы, снова весь пылая.

– Это сделала твоя мать, Мэйвен. Не я, – выдавливает он. У меня такое чувство, что он говорил себе это не один раз. – Я его не убивал.

Я пренебрежительно поднимаю руку.

– О, судьба отца меня практически не волнует. Хотя я уверен, что это будет преследовать тебя всю оставшуюся жизнь, какой бы короткой она ни была.

И снова он отводит взгляд.

«Тебя так легко читать, что это почти приводит в бешенство», – думаю я.

– Я говорю о себе, – рычу я. «Игра началась». На его лице появляется замешательство, и я почти закатываю глаза. Кэла нужно подвести к сути, как тупого мула к воде.

«Порез за порез», – шепчет мама.

– Я ведь не всегда был таким, да? – продолжаю я, поднимаясь на ноги. Он выше меня, всегда был выше, и это причиняет боль. Тем не менее, я делаю шаг ему навстречу, нетерпеливо двигаясь в его тени. Я привык быть там. – Ты помнишь лучше, чем я. Когда я был маленьким, твоим младшим братом. Всегда следовал за тобой по пятам, хотел проводить с тобой каждую свободную минуту. Я ведь просил разрешения спать в твоей комнате, да?

Кэл прищуривается.

– Ты боялся темноты.

– А потом перестал. Вот так. – Я щелкаю пальцами, ожидая, что он вздрогнет. Он этого не делает. – Ее рук дело, конечно. Она не могла быть матерью хнычущему, слабому сыну, боящемуся теней. – Я начинаю двигаться, обходя его вокруг. Кэл не доставляет мне удовольствия и не двигается, просто стоит на месте. Он не боится физического нападения с моей стороны. Даже без пламени он без проблем смог бы меня усмирить. Я немногим больше мотылька, порхающего у источника света. Или, по крайней мере, таким он меня видит. Преимущество, которым я пользовался множество раз.

– Ты никогда не замечал, когда она что-то у меня отнимала. Понемногу, помаленьку. Ты не заметил перемен.

Когда я захожу ему за спину, я вижу, как напряглись его плечи.

– Это не моя вина, Мэйвен, – шепчет он срывающимся голосом. Он в это не верит.

«Его так легко читать».

Я с трудом сдерживаю смех. Заставить его истекать кровью нетрудно.

– Поэтому, когда она полностью вычеркнула тебя, забрала мою любовь к тебе, все исказила – ты не заметил. Тебе было все равно. – Я останавливаюсь рядом с ним. Ему приходится повернуть голову, чтобы посмотреть на меня и увидеть, как я старательно придаю своему лицу непроницаемое выражение. – Мне всегда было интересно почему.

Кэл не знает ответа или не может найти в себе сил заговорить. Я лучше переношу боль, чем он. Так было всегда.

– Сейчас, конечно, это не имеет значения, – Моя мать была не единственной, кто что-то у меня отнял – ты тоже это сделал.

Даже намек на нее заставляет его ощериться.

– Я не отнимал Мэру, – рычит он, поворачиваясь ко мне. Я начинаю двигаться, прежде чем он успевает схватить меня за руку, его пальцы едва касаются рукава моей куртки.

Я насмешливо ему улыбаюсь.

– В этом нет ничего удивительного, – мягко говорю я. – Ты привык получать все, что пожелаешь. В конце концов, я понял, что ты знал, что со мной происходит, знал, что делала мама. Это происходило постепенно, медленно, но ты все равно это видел – и ничего не сделал, чтобы ее остановить. – Я качаю головой, как недовольный учитель. – Ты тоже делал чудовищные вещи – задолго до того, как узнал, что чудовищем был я.