Вонда Макинтайр - Луна и солнце

Русалки последовали за кораблями. Вскоре они уже плыли под покрытым ракушками килем преследователя. Шерзад запела, посылая в него звуковую волну, ощупывая голосом, обыскивая и осматривая, и не нашла ничего интересного, ничего заслуживающего спасения. Убедившись в этом, она еще недавно просто уплыла бы прочь.

Она передала свою малютку младшему брату и подплыла ближе к преследователю.

Шерзад и ее спутники вонзили копья из бивней нарвала в днище галеона. Обточенная кость с легкостью пробила дерево. Удерживая копья в чреве корабля, русалки двинулись вместе с галеоном.

Шерзад издала крик, направив звуковую волну на обшивку. Ее голос с силой ударился о дерево, киль корабля подался под сильным напором звука, а вонзенное копье задрожало у русалки в руке.

Шерзад, ее братья и сестры вскрикнули одновременно, разбив и расколов днище галеона.

Киль корабля рассыпался на куски.

Команда с пронзительными воплями стала бросаться в воду, но Шерзад и ее близкие не давали земным людям всплыть на поверхность.

На палубу хлынули волны. Затянув торжествующий гимн, морские люди призвали на помощь своих союзников. Со дна поднялась огромная тень, мерцающая, вся в крохотных искорках. Гигантский осьминог протянул щупальца навстречу лунному свету, обвил грот-мачту и неумолимо увлек корабль в глубину.

Шлюпка пристала к побережью маленького островка. Мари-Жозеф и Люсьен выбрались на белый песок, сияющий в свете полной луны.

— Не хотел бы оставлять вас здесь одних, месье, мадам, — произнес капитан бретонского корабля, еще не забывший своего потрясения от гибели пиратского галеона. — Чего тут только нет: и жуткие осьминоги, и сирены, и змеи…

— Ничего страшного, — прервал его Люсьен.

— Кроме змей! — вмешалась Мари-Жозеф и рассмеялась в предвкушении радости и блаженства.

— Возвращайтесь на рассвете, — велел Люсьен. — Полагаю, до тех пор змеи нас не съедят.

Капитан поклонился, сел в шлюпку, гребцы налегли на весла и двинулись к кораблю, ставшему на якорь на другой, невидимой сейчас стороне островка.

— Пойдем посидим, — позвала Мари-Жозеф Люсьена.

Они сели на прибитое к берегу бревно. Мари-Жозеф наслаждалась ночным теплом. Склонившись к Люсьену, она надолго приникла к его устам, ощущая ни с чем не сравнимый восторг. На мгновение взор ее затуманили слезы любви и благодарности.

— Ты разбудил меня, — прошептала она.

Этой ночью ничто не испугает ее: ни змеи, ни пираты и уж точно ни осьминог.

Они помолчали.

Люсьен забеспокоился и стал нетерпеливо оглядывать горизонт.

— Они объявили земным людям войну, — тихо произнес он. — Что за безумие…

— Но не мне, — поправила его Мари-Жозеф. — Она обещала, что, если выживет, приплывет сюда этой ночью, в полнолуние.

Над морем раздалось едва слышное пение. Мари-Жозеф вскочила, скинула туфли и бросилась к воде по влажному мерцающему песку.

Набежавшая волна коснулась пальцев ее ног, и она подошвами ощутила, как дышит живой океан. Она пропела имя Шерзад, подзывая ее.

Шерзад откликнулась.

Мари-Жозеф вскрикнула от восторга. Через голову сорвав с себя платье и кинув его на песок, она, в одной рубашке, бросилась в воду.

К ней двинулись русалки и водяные, гибкие, проворные, стремительные и бесстрашные. Шерзад повела их к Мари-Жозеф. Они окружили ее плотным кольцом, плеща прохладной водой ей на лицо, на руки, на грудь. Мари-Жозеф совлекла с себя промокшую рубаху: ее унесло волной и ею тотчас принялись играть маленькие русалочки. Обнаженная, она прошла дальше, пока вода не коснулась ее бедер, ее лона.

Шерзад поправилась и теперь, здоровая, сильная и прекрасная, устремила взгляд на Мари-Жозеф. Волосы окутывали ее густой пеленой, темной и блестящей.

К ее груди прильнула крошечная русалочка. Шерзад перевернулась на спину и стала медленно погружаться, отпустив малышку, чтобы она училась плавать самостоятельно. Смеясь и плеща водой, неуклюже барахтаясь, русалочка двинулась к Мари-Жозеф.

Мари-Жозеф взяла ее на руки, прижала к груди и стала целовать гладкие, как шелк, плавательные перепонки на пальчиках и крохотные острые коготки.

— Она прелесть, Шерзад, милая, самое прекрасное дитя, которое мне доводилось видеть.

Она обернулась: сапоги и чулки Люсьена валялись на песке, а сам он стоял по колено в воде.

— Ты сама русалка, — сказал он. — Ты Венера, готовая ступить в раковину.

Он зашел чуть дальше и остановился:

— Подойди ближе к берегу, любовь моя, я хочу поговорить с Шерзад и посмотреть на ее дитя. Увы, сейчас им придется подплыть ко мне, но когда-нибудь я тоже научусь плавать.