Вонда Макинтайр - Луна и солнце

— Я любил всех вас.

— Меня радовала ваша красота, ваше обаяние и ваш музыкальный дар, — изрек он, обращаясь к Мари-Жозеф.

— Я восхищался вашими открытиями. Я гордился таким сыном, — изрек он, обращаясь к Иву.

— Я ценил ваш ум, вашу храбрость, вашу преданность. Я ценил то, что вы неизменно говорили мне правду, — изрек он после долгой паузы, обращаясь к Люсьену.

Он швырнул череп на пол.

— И вы предали меня!

Череп словно взорвался, его осколки разлетелись по паркету.

— Отец де ла Круа…

— Да… — Ив откашлялся. — Да, ваше величество.

— Я передаю вашу судьбу в руки его святейшества и повелеваю вам повиноваться ему безусловно.

— Да, ваше величество, — прошептал Ив.

— Мадемуазель де ла Круа…

— Да, ваше величество, — произнесла она звонко и отчетливо, словно русалка, начинающая песнь.

— Вы оскорбили не только меня, но и его святейшество, моего кузена. Вам предстоит принять наказание от нас обоих.

— Да, ваше величество.

Иннокентий заставил ее ждать, пока, перебирая четки, не прочел все положенные молитвы.

— Я запрещаю вам отныне предаваться нелепой и постыдной страсти к музыке, вы более не будете сочинять, — объявил Иннокентий. — Не для того, чтобы спасти вашу девическую стыдливость — она уже утрачена, — но лишь для того, чтобы дать вам почувствовать всю силу моего гнева. Вам надлежит хранить молчание.

Мари-Жозеф опустила глаза долу.

— Пусть будет так, — добавил Людовик, — хотя это и огорчительно. Если бы она была мужчиной, из нее получился бы недурной композитор. Мадемуазель де ла Круа, я налагаю на вас следующее наказание. Вы хотели выйти замуж и родить детей. Я намеревался было лишить вас радостей брака и навеки заточить в монастыре.

Мари-Жозеф побледнела.

«Я осажу монастырь, словно вражескую крепость, — пронеслось в голове у Люсьена, — возьму приступом, ворвусь и…»

— Но это слишком простое решение, — возразил сам себе Людовик.

Отвернувшись от Мари-Жозеф, он обратился к Люсьену:

— Вы покинете двор.

«Я был прав, когда вообразил столь суровое наказание», — подумал Люсьен.

— Я лишаю вас поста губернатора Бретани и передаю его месье дю Мэну. Вы откажетесь от титула и имений в пользу вашего брата…

Благополучие семьи, столь тщательно выстраивавшееся Люсьеном, висело на волоске.

— …и женитесь на мадемуазель де ла Круа. Жить вы будете на приданое, которое я ей пообещал. Если вы не дадите ей детей, то разобьете ей сердце. Если вы дадите ей детей, то нарушите свою клятву и покроете себя позором в глазах женщины, которую любите, подобно тому как нарушили клятву, некогда данную мне.

— Да, ваше величество.

Наконец Люсьену изменило самообладание. Эти слова он произнес едва слышно.

— Я соблаговолил сохранить вам жизнь, но не желаю более видеть никого из вас.

Он милостиво кивнул Иннокентию:

— Забирайте своего священника, кузен.

— Морская женщина покаялась?

— Нет, ваше святейшество.

— Она объявила войну земным людям, — сказала Мари-Жозеф, — а потом исчезла.

— Мне следовало бы отлучить всех вас от Церкви…

Ив упал на колени.

— …но я этого не сделаю. Отец де ла Круа, я повелеваю вам употребить вашу священническую власть. Святая Мать наша Церковь оказалась перед лицом ужасной угрозы. Морские твари…

— Они — не твари, а люди, ваше святейшество! — воскликнула Мари-Жозеф.

— Да, — согласился Иннокентий.

Люсьен был удивлен не меньше Мари-Жозеф и Ива и не поверил своим ушам: папа римский признал факт, наносящий сильнейший удар по его репутации.

— Ваше святейшество, — произнес Ив, — они почти вымерли из-за гонений Церкви. Вместо того чтобы явить им слово Божье…

— …и потому…

— …мы подвергали их пыткам и мукам, словно демонов…

— …историю надлежит…

— …мы охотились на них, как на диких зверей. Я… — Ив умолк, осознав, что перебил Иннокентия.

— …переписать. — Иннокентий кивнул. — Историю надлежит переписать.

Он открыл ящик для живописных принадлежностей и извлек из него стопку листов — эскизы Мари-Жозеф, документировавшие вскрытие. Он скомкал один рисунок и поднес его край к пламени свечи. Листок мгновенно вспыхнул, едва не опалив ему пальцы. Он бросил пепел на золотое ацтекское блюдо.

— Отец де ла Круа, налагаю на вас следующее покаяние. Вы обязаны повсюду отыскивать упоминания о русалках.

Папа схватил книгу месье Бурсена, лежавшую рядом с ним на столе, и швырнул ее на пол.

— В любых книгах.