Ванда Алхимова - Семь горных воронов [litres с оптимизированной обложкой]

При этом Дикий сам проверял, как исполняются его распоряжения, разговаривал со всеми как с равными – и с лордами, и с простыми воинами, – одинаково соблюдая интересы и тех, и других.

Каэрвен наблюдал за ним с удивлением, смешанным с суеверным восторгом, – в Диком вдруг проступила «воронья порода», как старые роды Серых гор называли фамильные черты характера лордов Воронов.

Когда войско двинулось в обратный путь, Дикий с Каэрвеном поехали впереди. Дикий покачивался в седле и, нехорошо скалясь, рассказывал Каэрвену о битве, о смерти лорда Кайси и других, о своем спасении и о походе с уцелевшими воинами в Серые горы через Лугайд.

– Шли мы по краю Долгих полей Лугайда, но раненых много было, постоянно приходилось в деревнях останавливаться, отдыхать, жратву добывать. Я всех наших подбирал, хотя и задница у меня мерзла с испугу: а ну как Брес выслал бы по наши шкуры своих гвардейцев? А мы все пешие, половина раненых, да и не так чтоб много нас. Потом, когда народу побольше стало, я обнаглел: занимал деревни, местных всех в амбарах запирал, чтобы не разбегались за помощью, и стоял чуть не по неделе. Поэтому так долго шли сюда. Ну и умотался я с этой оравой! Сроду не думал, что управлять народом – это такое муторное дело. Все только и идут к тебе, что да как. Хорошо, теперь отстанут.

– Как же про вас не узнали? – удивился Каэрвен.

– Ну, узнать-то узнали, но мы к тому времени более-менее оклемались, подготовились к переходу и ушли себе в леса – на Серые горы повернули. Я нарочно правее забрал, чтобы ущельем пройти, – ответил Дикий. – В лесах попутно еще кое-кого из наших подобрал, включая Младшего и этого мамашиного тролля. Ну и здоров же он! Мне б таких сотню, я бы на Бреса хоть завтра выступил. Он там завалил медведя, а еще из бревен сложил сруб. И сидел там, ухаживал за Младшим, медвежьим жиром его лечил и печенью лосиной. У Младшего рана гноилась и лихорадка была. Ну, к тому времени, как мы дошли до лесов этих, у него здоровье поправилось, и Ройле уже охотиться на целый день уходил. Засек наши костры и по кустам подкрался. Увидел, что свои, вылез и объявился. Вот Небесами тебе клянусь: я так ему рад был, что хохотал, как дурачок.

– Я сам готов быть хохотать, когда вас увидел, – дрогнувшим голосом сказал Каэрвен. – Ведь сколько воинов домой не вернулось.

– Ничего, бабы еще нарожают, что им делать-то! – фыркнул Дикий, оглядываясь на ползущую вереницу людей. – Для чего война нужна? Чтобы мужчины мужчинами были и чтобы кровь друг друга проливать. Чего уж лучше, чем в бою лечь? Не от старости ж помирать, когда уж ни зубов нет, ни на бабу не залезешь.

– А вы не знали, что происходит в Тамвроте? – спросил Каэрвен.

– Нет, – помрачнел Дикий. – Только что мы разбиты в пух и что Старший и Эннобар убиты. Про других братьев – ничего. Знаю еще, что Красный должен был в Тамврот уехать, его еще до боя в руку стрелой царапнуло. И что Брес на Тамврот ушел. Вот и все.

– Брес взял Тамврот и убил королеву и Морну, – произнес Каэрвен.

Дикий остановил коня, в упор взглянул на Каэрвена своим тяжелым взглядом. Пнул лошадь, чтобы съехаться вплотную, положил руку в кожаной рукавице ему на плечо.

– Братья?

– Гордый в плену у Бреса, – горько ответил Каэрвен. – Мы ничего не знаем о старших дочерях Эннобара и сыновьях Старшего. Но на днях в замок приезжал Мудрый, привез Финелу и сказал, что Красный мог спастись – он указал ему тайный ход в городской стене, ведущий на дорогу в Приморье.

– Я знал! – воскликнул Дикий, по лицу которого разлилась краска, а глаза возбужденно заблестели. – Я знал, что этот хитрозадый негодник вывернется из любой передряги! А что ж Мудрый?

Каэрвен отвел глаза.

– Он уехал, и никто не знает куда. Ну, то есть никто, кроме миледи, но она не говорит ничего.

– Вот еще не хватало, – проворчал Дикий, отпуская наконец плечо Каэрвена. – Вечно эти книжники воду мутят. Куда он провалился в такое время? Ладно, Финелу привез, и на том спасибо. Но что Красный в Приморье, а Тамврот в руках Бреса – это настолько плохо, что вы пока даже не понимаете еще. А я вот…

Дикий закусил нижнюю губу и задумался.

Дикий вошел в покои матери и остановился в изножье ее постели. Миледи Воронов лежала под толстым шерстяным одеялом, укрытая им до половины. Сверху она куталась в пуховую шаль, какие носили все женщины Серых гор. Лицо миледи заметно постарело: по углам рта пролегли складки, глаза запали, на лбу прорезались морщины, кожа на шее свободно болталась. Миледи была бледна, губы у нее обветрились, а глаза потускнели. Когда Дикий вошел, миледи бил сухой жестокий кашель, и она не сразу смогла заговорить с сыном. Зато она пристально смотрела на него, чутко оценивая ту перемену, что произошла в нем.