Дмитрий Зимин - Тригинта. Меч Токугавы

Невидящие глаза. Совершенно безумные на искалеченной морде. Непонятно, кем это существо было раньше. Клочья шерсти, как сухие травинки, сквозь них просвечивает голая, жирно поблескивающая черная кожа. Оно кидается на решетку, и вцепляется желтыми зубами, оставляя на прутьях ошметки густой слюны и крови.

В следующей клетке - почти человек. Глаза наполнены болью - его шея и грудь утыкана какими-то железными гвоздями или шунтами, из них сочится сукровица. Увидев меня, существо ковыляет к решетке, берется за нее передними лапами - скорее, все же руками, и пытается что-то сказать. Я наклоняюсь, чтобы лучше слышать, протягиваю руку… оно скалится и бросается на прутья всем телом.

Дальше - бывший тигрис. Расхаживает вдоль прутьев, переступая влажные, истекающие кровью, кучи на полу. Непонятно, умерли остальные сами, или он их убил… Дальше - хуже. Ни одного проблеска разума во взглядах, только ненависть и боль. Тела перекручены, искалечены. У некоторых не хватает конечностей, у других из тела торчат трубки, какие-то штыри, которые они даже не пытаются вытащить. Пол залит экскрементами вперемешку с гниющими кусками плоти - то ли кормом, то ли останками товарищей по несчастью.

- Пошли отсюда. - говорю я одними губами и киваю на коридор, уводящий дальше под землю.

У Полди пищит рация, он знаками показывает, что нужно вернуться. Тристан машет ему рукой: - здесь, кроме этих несчастных, никого. Сами справимся.

Что делать с теми, кто сидит в клетках? Когда-то они были нормальными оборотнями, но вряд ли возможна реабилитация. Судя по искалеченным телам, способность регенерировать утрачена.

Как мантру, повторяю про себя: - пусть это будет кто-то другой, только не я. Пусть решает, что с ними делать, кто-то другой. Тристан, или даже Гейдерих.

Или Ростов - как представитель Аляски… Возможно, если поместить их в хорошие условия, убрать этот мигающий синий свет, вытащить серебро, нормально кормить…

Потом мы попадаем в довольно большой зал, заваленный грудами вещей. Одежда громоздится огромными, до потолка, кучами.

А ведь я такое уже видела! На тех пленках про концлагеря… Вампиры снова взялись за старое? Значит, где-то поблизости обнаружатся и печи.

Вампиры - хищники. Они генетически лишены чувства сострадания жертве. Никодим показывал кадры старой кинохроники, времен Великой Отечественной, когда кровососы возомнили, что могут править миром. Они сгоняли людей в концлагеря, отделяя от общего стада детей и стариков - тех просто рвали на месте, делали пару глотков из яремной вены, и бросали. «Скоропортящиеся продукты», как выразился один из генералов…

Яррист предупреждал, еще год назад. О новой войне. А я была такая злая, что просто не стала ничего слушать. И Нибелунги ждали войны, и Ростов.

Вампиры готовят армию. Проводят эксперименты с целью вывести универсального солдата. Судя по горам одежды, через подземелья прошли тысячи, может, десятки тысяч оборотней…

Мой взгляд цепляется за яркое пятнышко. За красную тряпочку, кончик которой торчит из ближней к двери кучи. На негнущихся ногах я бреду в ту сторону, наклоняюсь…

Ткань всё еще хранит тонких запах. Головной платок, бандана - эту вещь я купила на каком-то базарчике, вечность назад, и подарила своей лучшей и единственной подруге Марико. Она всегда носила его: то вместо пояска к юбке, то на голове, повязав огненно-рыжие волосы, то на шее, как кокетливый шарфик…

Безумным взором я оглядываю кучи. Взгляд то и дело выхватывает знакомые вещи: кожаную куртку, ботинок с красной, потрескавшейся и заклеенной гуммиарабиком подошвой, чехол телефона с кокетливой плетеной кисточкой.

Они все здесь. Сашка, Марико, бенгальский тигр Махатма - тихий кришнаит, путешествующий по миру в поисках просветления. Людмилла - бурая волчица. Она была старше всех, заботилась о стае, как о собственном выводке; вепрь Петруха, могучий, как два слона - так шутил Махатма… Все они здесь.

Я думала, что уведя Носферрату за собой, дам оборотням время на бегство. Я думала…

Их схватили. Истязали, пока я, вырядившись сидхейской принцессой, гуляла с Тристаном. Они умирали, пока я занималась любовью в роскошном пентхаузе.

Из груди рванулся крик, но я зажала рот руками. Нет. Не сейчас.

Я виновата в их гибели. В их мучительной, полной страха и отчаяния жизни - там, в клетках позади. Я предала их.

Поднявшись с пола, я запихала скомканный, мокрый от слез платочек за пазуху и повернулась к Тристану.