Андрей Терехов - Магазинчик разбитых надежд

Здравствуй, дорогой читатель! Что же ты — проходи, усаживайся поудобнее. Эк тебя замело! Снега по самую макушку навалило, как говорил мой дед.

Может быть, чаю? Ядренейшего такого горячего чаю с бергамотиком. И малиной, говоришь? Непременно, непременно!

Сейчас и камин разожгу, пошуршу-поворочаю угольками. Ты пока грейся — видишь, как огонек бурчит, решетку ощупывает да бока чайничка. Скоро и вода закипит. Хорошо, не правда ли?!

Сегодня я расскажу тебе подлинную историю, которая приключилась с одним мальчиком. Очень, надо сказать, смелым и добрым, но чуточку молчаливом.

Бог ты мой, про чай я и забыл. Прошу извинить, сейчас. Бери осторожнее, не обожгись. А вот и пироженки с медом — дабы не скучать.

Да ты чашку так слопаешь! Потихоньку, глоточками. Вот, молодец. Согрелся ты? Тогда слушай.

Утром в Плимуте шел снег. Уже это было удивительно, ибо ни один старожил подобного отродясь не видел. Зима хозяйничала на улицах, холмах и полях; стучалась в окна и двери, хихикала в дымоходах и тайком готовила Сочельник.

Горожане нисколько не грустили из-за погоды. Все они, от мала до велика, радовались белым хлопьям, как падающим звездочкам: ловили их руками, подставляли красные носики, щечки и ждали конца дня.

Да, город предвкушал Рождество. В домах наряжали ароматные елочки, запекали гусей; через улицы протянулись радуги гирлянд и блестящей мишуры. Люди суетились — но не как в первый рабочий день после отпуска, а по-хорошему, по-доброму. Одни готовили праздничные торты, другие (с дырявой памятью, хи-хи) разыскивали последние подарки; самих же неудачливых Рождество застало в пути.

«… туда им и дорога, дорогие радиослушатели! С вами Йен Макферсон и Лидия Райс. Начнем час с новостей: из-за возросшей миграции голубей Парламентом было принято беспрецедентное решение о закрытие воздушного пространства над Виндзорским замком и близлежащими территориями. Начавшиеся протесты…»

Из окна палаты номер сорок два — чистой, с крохотной елочкой палаты в больнице святого Фомы — смотрел на застывший в зиме Плимут мальчик по имени Питер. На вид ему было около двенадцати, и, как все ребята этого возраста, Питер рос чрезвычайно костистым и угловатым. Он, казалось, состоял из одних локтей, коленок и плеч (и пижамы с сиреневенькими цветочками).

«Опять только я и окно. Может, оно начнет со мной разговаривать? У-у, хоть бы папы с работы отпустили», — грустил наш герой, когда в дверь постучали.

— Угадай, что я принесла? — спросил женский голос.

Принадлежал он доктору Бофур, очень умной (хотя мы об этом не узнаем) и очень похожей на ангела, девушке.

— Закончу обход, и посмотрим с тобой, — продолжила доктор. — А-а?

«„Да-а, — заявил соучредитель выставки, прославленный кондитер, Франсуа Безе, — наша галерея примет в ближайшие дни около сорока неизвестных работ Алана Данна. Дабы подогреть интерес, мы будет показывать в день несколько новых экспонатов, а на следующее утро их заменять“.

По информации от службы охраны выставки, в текущем году были предприняты беспрецедентные меры безопасности из-за участившихся в сфере искусства краж. Напомню, не далее как…»

Мальчик посмотрел на видеокассету, которую доктор держала в руке. Прочитал название и мрачно прищурился, как обычно щурился в фильмах Клинт Иствуд, но чуть менее сурово (все-таки Питер был маленьким мальчиком, а не грозным ковбоем).

— Не нравится Питер Пэн? — удивилась доктор.

Питер взял блокнот, со скрипом вынул ручку из пружинки и написал:

«Не люблю эту сказку. Он никогда не повзрослеет, и я тоже», — буквы оказались маленькие, кругленькие и толстенькие — точь-в-точь сдобные пирожки.

— Ты что, Питер… — доктор Бофур заметно растерялась, — мы тебя вылечим. Даже не сомневайся.

«… да мы и не сомневаемся, да, Йен? В конце концов, нам обещали холодную снежную погоду со шквалистым ветром и небольшой облачностью. Скажем спасибо синоптикам! Давай, Йен, помоги мне. СПАСИБО! А теперь поговорим о новостях спорта…»

Мальчик пожал угловатыми плечами, но щуриться перестал — уж очень клинтистудство было нелегко, даже несмотря на каждодневные тренировки.

«Почему мне не становится лучше?»

Доктор взглянула на блокнот, затем на Питера и поводила рукой в воздухе — точно ловила за хвостик убегающую мысль: