Андрей Терехов - Магазинчик разбитых надежд

Фея поморгала и, пискнув «сейчас», принялась листать журнал приема.

— Палата 812: направо и по коридору, — захлопала она ресницами и пожала с видом «я — не я, принцесса не моя» прозрачными крылышками.

— Спасибо! Полицейское упдавление благодадит вас за содействие, — пряничный человечек лихо крутанул ус и направился по указанному маршруту.

Питер затопал следом, не отрывая восхищенный взгляд от крылышек феи, и не заметил, как зашел в палату.

— Привет, — весело помахал лапкой снеговичок в больничной пижаме; он по одной вытаскивал из мешка морковки и примеривал на место носа.

У Питера задергалась левая бровь, но все же мальчик поднял ладошку… и шмыгнулся в коридор, догоняя пряничного человечка.

«На смерти… хмельной…» — донеслось горестное шепто-пение из палаты 812. Источником его был унылый горчичный кустик с кислолицей мордочкой на стебельке. Завидев злодея, маленький констебль р-рьяно шагнул внутрь, выставил указательный палец и обвиняюще завопил «До-об-дый день!». У Питера начало складываться четкое впечатление, что мистер Шнапс имел обыкновение утрамбовывать в данную фразу не только приветствие, но и любые возможные значения. Так, сейчас, было похоже на «Ага, негодяй!».

— Пошто укдал Семицветика, пдоходимец?! — продолжил знакомство пряничный человечек.

Кустик обернул печальное личико к вошедшему и тихо сказал:

— Ах… как это все тоскливо, — почесал веточку и ссутулился. — Снег, Рождество… Как пусто и тоскливо. Семицветик…

«Как это тоскливо», — мысленно повторил Питер, закатывая глаза к потолку. Мистер Шнапс тем временем попытался спросить, где вчера находился кустик «между шестнадцатью нуль-нуль и аналогично осемнадцатью».

— Где я могу быть, мне негде быть, — последовал протяжный вздох. — Жизнь моя печальна и бессмысленна. Зачем я существую? Зачем нужно существование? Ты знаешь? — спросил кустик Питера. Тот в ответ заморгал и пожал костистыми плечиками.

— Шифдуется, задаза, — подытожил пряничный человечек и вздохнул. — Пойдем, гдомила.

Напарники, как мысленно уже поименовал себя и маленького констебля Питер (или точнее, «нападники»), вернулись к фее и стали узнавать о подозреваемом. Оказалось, кустик уже давно лечился от «большого ума» и целый день вчера был в палате.

— Несостыковочка, — почесал цилиндр мистер Шнапс. — Кто ж тогда укдал цветок?

Питер предложить еще раз осмотреть место преступления и неожиданно для себя приписал:

«Я мог бы помочь», — на самом деле мальчик был готов расследовать хоть секреты ночного уборщика, лишь бы не просидеть все Рождество в палате.

— А верно! Ты, гдомила, со своей башни много чего увидишь! — завертел усами пряничный человечек и засеменил к лифту. — Впедед! Служить и защищать, гдомила, служить и защища-а-пчхы!!! Вот, пдавду говодю.

Питер — у которого внутри все пело и разве что не порхало в предвкушении Свободы — одел зеленую курточку и желто-вишнево-полосатые штаны (что хранил на тот редкий случай, когда врачи отпускали мальчика на прогулку) и отправился с мистером Шнапсом в вестибюль больницы.

Там все сверкало и искрилось в предвкушении праздника, а неразлучная парочка из охранника Бута и медсестрички Рашель смотрела выпуск новостей по барахлящему телевизору.

Питер на всякий случай помахал рукой, но дядечка и тетечка оказались слишком увлечены забастовкой авиаслужб. Поэтому, когда входные двери зашуршали и гнусавый голос пробасил «добдого вам дня и пдесчастливейшого Дождества», никто не обратил на беглеца внимание.

— В такую погоду и дазмякнуть недолго, — поворчал, раскрывая карамельную тросточку-зонтик, мистер Шнапс, и с комфортом уселся на плече Питера (прямо скажем, его «ходули» гораздо лучше подходили для местности вокруг больницы).

«Неужели, все взаправду? Только бы не догнали!» — шаг, другой: мальчик боялся даже повернуться; казалось, вот-вот завизжит мерзкая сирена, и луч прожектора испепелит невезучих героев.

Не сдаваться — идти. Идти! Укутанными снегом аллеями, горбатым мостиком — его освещали два лепесиновых и почти незаметных в метели фонарика, — немножко попетляли да и уткнулись в проселочную дорогу. Мистер Шнапс успел подышать на ручки и потоптаться (как и Питер — он принял действия «нападника» за ритуал вызова голубиных авиарейсов), когда из-за поворота показался самый необычный автобус, который мы могли бы представить.