Андрей Минин - Нулёвка

— Да… наверно… — Не стал я смотреть на показательную казнь на плацу. Хватит с меня крови в этом месяце. — Пошли отсюда? — развернулся я в сторону зельеварен. Друг остался. Пойду, поварю лучше. Составчики новые опробую. Всё ещё от хладнокровного убийства разумного не отойду. Кошмары. Холодный пот поутру. Надо расслабиться. И конфеты не радуют.

От многоразовых взяток и подкупов официальных лиц части, я отказался. Путь, который мне пришлось пройти в прошлом училище — стал мне претить! Давать взятки? Поощрять крысятничество? Ну, его нафиг! Выход подсказал библиотекарь. И какой! Заявление, оформленное по всем правилами и вуаля: разрешение на проживание и тренировки вне части — в кармане. Греет его лучше батончика с нугой. Вот так!

Говорила мне мама — учись на юриста, нет! Стал моряком. Десять месяцев в море, один на суше. Ни жены, ни детей. Только попугая завёл и бороду отрастил. Эх…

Сегодня большой день. Официальная приёмка дома! Переезжаю туда жить. Свобода, хоть и относительная.

— На бумаге он выглядел меньше, — подумалось мне вслух. — С квартирой не сравнить.

— Усадьба, а не дом, — зацокал мой управляющий в восхищении — Аркадий Иванович, дворня, включая двух новых охранников — почтительно молчала, раскрыв рты.

Прямоугольная коробка в три этажа из кругляка. Восемьдесят метров на двадцать! И, правда, хоромы. Лифт, как у местных. Вместо окон бойницы и запах свежесрубленного леса. Запах моего нового дома. Иванович, лучше меня знающий план этажей, уже распределил всех по комнатам. Ещё и место осталось! А ведь на ферме сейчас проживает девяносто три человека (из них — тридцать семь дети).

— Ваши покои господин! — почтительно открыл он дверь на третьем этаже. Большая, просторная гостиная, кабинет и спальня. Вся мебель изготовлена плотниками. Добротно, но без изысков. Мне нравится! Французское трюмо — выпендрёж!

— Хорошо! Док для кораблика, я смотрю то — же стоит, — кивнул я на вид из окна, где виднеется мой дирижаблик, наречённый — 'Победа'.

— Три дня как…

— В остальном как? Конец августа уже. Давненько меня не было, — уселся я в кресло.

— Пчёлы прижились. Мёду дают много. — Стал он перечислять все достижения. — Дети принялись цеплять к ним ниточки и гулять по посёлку. Хвастаясь! Как не искусали? Отшлёпали их, больше не помышляют о таком, — подумав, добавил ещё одну подробность. — Гладить поселковым ребятишкам за сладкое давали. Предприниматели, — негодовал он.

— Интересно, — посмеялся я, представив эту картину. Нууу… негодники!

— В теплицах большой урожай уродился. Как снимем, придётся в несколько ходок на корабле доставлять, — пригладил он куцую бородку. — Девки наши сошлись с местными. Скоро свадьбы гулять будем. Многие хотят у вас работать. Платите хорошо. Не наказываете на пустом месте, — вопросительно глянул он.

— Прежде посмотрю на них. Если без гнили — возьмём. Землицы много, всех пристроим. — Ммм…, а София?

— Не праздна, боюсь… Ваш друг — Михаил постарался.

— Так вот почему он мне на глаза старается не попадаться! Руку просил?

— Просил. Она ответила, что разрешение ваше требуется, как батюшки, что принял в свою семью. Такие у них обычаи.

— Семья… — Задумался я. — Значит дам! Ещё что?

— Остальное вы и так знаете. Стадо коров в пятьдесят голов. Отара овец в триста штук. Кроликов не пересчитывали, как и кур. Много. Картошка уродилась.

— Любо. Молодцы. Можешь идти, я с документами поработаю, — кивнул я на стопку бумаг на столе. Договора со старостой Черняево, школами, Хабаровском и работниками. С частью — на поставку молока и сыра. Всё надо прочесть и завизировать. Секретарь! Нужен секретарь, зарылся я в бумагу. — Завтра в поход. Разведка. Не до того будет. Маршрут сложный.

— Вы поберегите себя там господин. Как нам без вас? — Поклонился он, затворив за собой дверь.

— Поберегу, — прозвучал голос в тишине комнаты.

— А, попались!!! — резко распахнул я сарай, вспугнув как пичуг Михаила и Софию, целующихся на фоне сена. Покраснели, как помидорки! Так мило! Словно им лет по пятнадцать и их застукали мамка, с папкой…

— Прости батюшка, — стала виниться первая красавица на моём хуторе.

Ох уж эти староверы… Если принял в семью, дал кров и хлеб насущный, значит старший в семья. Батюшка! И никак иначе! А я ведь на десять лет моложе и на голову ниже!

— Благословляю вас, дети мои. Именем солнца и луны, — стал я дурачиться, подражая монаху, которого видел намедни. Он вещал проповеди на ступенях храма, просвещая обездоленных, калек и не зрячих, что попрошайничали на ступенях святого места. Вот только стоило ему заикнуться, что он договорился с гильдией кожевенников и их всех берут на работу, где будут поить, кормить, и обеспечат крышей над головой, как толпа вмиг переменилась. Свершилось чудо! Отбросив костыли и узрев — попрошайки, якобы калечные, наваляли ему так, что он еле дополз своими силами до больницы! Времена разные, а нравы одни.