Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

Ничего, кроме женщины с фиолетовыми волосами, теперь бледной от ужаса, с потерянным и грустным лицом. И более осмысленным (может быть, из-за грусти)… Она всё нежила своего малыша, не в силах расстаться с ним. И Тааль с болью вспомнила заразу на скорлупе — той, что могла выпустить в жизнь её брата или сестрёнку. Она была бы тогда не одна в мире. Если такое вообще возможно.

«Если вообще возможно» — что значит эта насмешливая оговорка?… Ещё одна чужая мысль — совсем, совсем не её… Что же происходит? Обессиленная, Тааль опустилась на землю.

— Вы можете идти, куда хотите, — тихо сказала женщина-вожак. — Мне нечем больше отплатить за сына. Двуликих осталось так мало, что жизнь любого из племени свята для нас.

Она говорила что-то ещё — но почему-то беззвучно, бессмысленно разевая рот. Тааль в недоумении наблюдала за ней, раздумывая, не сходит ли с ума от усталости. Но чуть погодя к ней подошёл беспокойный Турий, потом подлетела невредимая Гаудрун — они тоже что-то говорили ей, и она тоже ничего не слышала… И копыта Турия ступали по земле тихо-тихо — легче беличьих лапок.

Лес, до этого певший, рычавший, стонущий тысячью голосов, словно внезапно вымер. Без малейшего звука двигались соки в деревьях и кровь в жилах оборотней. Замолкли даже ручьи и ветер.

Тишина окутала Тааль, как уютное и тёплое покрывало, как мягкие крылья матери. Но страшным было её тепло.

Старший ушёл ночью — тихо, без стонов и зубовного скрежета, даже глаза не раскрыв. Нитлот не был при этом, но так ему рассказали.

Старшего до этого так и не вынесли из комнатки с круглой дверью, полной золотых огоньков. Тейор, который помогал в ту ночь Наилил, сказал, что старик улыбался.

Нитлот верил ему: Старший всегда был улыбчив и смешлив до невыносимости. Его раздражали те, кто не понимал шуток, — а Нитлот, увы, именно к таким и относился… Или не то чтобы даже раздражали, но приводили в недоумение.

Всё это, впрочем, было теперь совсем, совсем не важно.

Узнав эту новость (а трупно похолодевшее зеркало на поясе всё объяснило раньше любых слухов), Нитлот понял, что ему просто необходимо остаться наедине с собой. И пошёл в Дом Учеников, к Соушу. Сидеть с ним рядом в спокойной тишине — это и значило «быть наедине с собой». Ещё лучше, чем полное одиночество.

— Старший ушёл, Соуш, — сообщил Нитлот, садясь на узкую продавленную кровать (стул в комнатке был только один, и его занимал сам круглоголовый хозяин). — Ты уже знаешь?

Парень кивнул, пристально глядя на него прозрачными глазами навыкате. Судя по всему, Нитлот оторвал его от дела: на столе лежала растерзанная пачка бумаги и стоял полупустой бутылёк чернил. Нитлот лишь сейчас заметил, что Соуш в последние дни как-то похудел и осунулся, а подбородок его покрылся светло-русой щетиной. Корпеет ночами над прописями, не иначе: у него ведь была давняя мечта научиться писать. Что ж, у всех своя головная боль в эти трудные времена…

— Сегодня ночью мы проводим его, — продолжил Нитлот, уже ни к кому не обращаясь. — Отправим в Мир-за-стеклом, как положено. А потом что?…

Соуш, разумеется, молчал.

— Мервит так и не ответил на письмо лорда Заэру. А все говорят, что Альсунг скоро ударит по Дорелии. Я ничего в этом не понимаю, Соуш, — с досадой Нитлот почувствовал, как сорвался голос. — Ну, то есть… в войне. Вот ты согласен с Индрис и Тейором? Ты считаешь, я тоже должен?…

Соуш молчал. Сквозь щель меж приоткрытыми ставнями было видно, как медленно падает снег — точно кто-то сверху опускает на Долину исполинскую кружевную скатерть. Старший и тут не прогадал: красивый день себе выбрал, старый лис.

— Да что это я, тебе-то откуда знать? — вдруг разозлившись, вопрошал Нитлот. — Ты же простой крестьянин. Всю жизнь только и делал, что пахал землю да пас коз. К тому же (прости) — дурачок, не обязанный сражаться… Вот ты бы поехал со мной в Дорелию?

Соуш снова кивнул. Нитлот настолько удивился, что уставился на него молча и, наверное, так же бессмысленно.

— Действительно? Ты уверен, что не захочешь остаться здесь, где безопасно?

Соуш замотал головой. Нитлот сглотнул комок в горле; на миг ему почему-то стало трудно дышать.

— Но зачем, Соуш? Тебе-то к чему так рисковать? Я же спросил просто так, почти что…

«Почти что в шутку» — сказал бы он, если бы это само по себе не звучало как злорадная насмешка. Соуш вместо ответа ткнул пальцем-сосиской в самый верхний лист, испещрённый корявыми закорючками. Настойчиво ткнул, а потом ещё постучал. Нитлот встал и шагнул к столу.