Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

Войско сопровождали шесть магов: трое людей и трое Отражений. Они ехали верхом, бок о бок с лордом Толмэ, будто его личная гвардия. По замыслу лорда, это должно было недвусмысленно напомнить Хелт, что зеркальная Долина — сердце магии Обетованного — находится всё-таки в границах Дорелии…

Женщины Зельдора соткали несколько новых изумрудно-зелёных знамён и золотой нитью вышили на каждом льва с горделиво поднятыми лапами и лохматой гривой. Никогда ещё знамёна Дорелии не казались Вилтору аи Мейго такими красивыми. Он шёл во главе своего десятка, то и дело посматривая на ближайшее полотнище — оно трепетало на ветру в руках рыцаря, ехавшего в последней колонне конницы. Где-то далеко впереди на солнце поблёскивал заново отчищенный шлем лорда Толмэ; иногда Вилтор мог его различить.

Вилтору нравились его новые доспехи, выданные в Зельдоре взамен старых, изрубленных. Нагрудник был лёгким и не сковывал движения; наручи и поножи из крепкой стали хорошо защищали его вновь налившиеся силой конечности. Здорово, что мастеровой (устало морщась) подогнал их под полноту Вилтора. Так гораздо удобнее, чем в кольчуге — особенно в такой примитивной, редкого плетения, как у альсунгцев… Хотя ладно, что уж там: как показала жизнь, исход боя решают совсем не доспехи.

Оружейники Зельдора тоже постарались на славу: новый щит Вилтора сверкал, как начищенная серебряная монета, и нести его на руке было совсем не обременительно. Меч он сохранил с прошлой битвы — почти как святыню; хотя за день до похода пришлось всё-таки отдать его господину Нитлоту, чтобы он подновил чары. Теперь Вилтор уже без страха сжимал заколдованную рукоять, торчавшую из кожаных ножен. Битва на Ра'илг и переход через лес окончательно убедили его в том, что магия не всегда приносит лишь зло и опасность…

А может, это леди Индрис (то есть — просто госпожа Индрис, конечно же…) повлияла на его убеждения?… Вилтор улыбнулся своим мыслям и покачал головой. Новые локоны Индрис, как и её новые мягкие подтрунивания, были не менее прекрасны, чем знамёна со львами. Жаль, что в последние дни он редко видел её — она была занята с обучением местного мага… Странно, но Вилтор не испытывал ничего, что даже отдалённо походило бы на ревность. Разве не бессмысленно ревновать к кому-нибудь жар печи или запах только что замешанного теста?… Есть в жизни радости, которые всем должны доставаться поровну, и никому — до конца.

Всем, кроме альсунгских скотов. Всем, кроме тех, кто посмел осадить его город и чьи чары наслали Чёрную Немочь на его сестрёнку… Вилтор скрипнул зубами и краем глаза (как кстати) заметил, что один из воинов его десятка — тощий сын фермера из предместий Дьерна — идёт на полшага впереди положенного.

— Держать строй, Малдон! — рявкнул он, как раньше рявкал на него Гоннат. Надо было срочно на ком-нибудь сорвать злость… Парнишка кивнул, боязливо втянув голову в плечи.

Слева послышался знакомый смешок.

— Ты так, глядишь, и голос наконец-то выработаешь, старина. Людьми командовать — не пироги печь, а?

Последнюю фразу Гоннат добавил тише, наклонившись к нему из седла — наверное, чтобы не позорить перед десятком. За это Вилтор был, может, и благодарен ему, но не за замечание в целом…

— Да уж. И не выполнять поручения лорда Заэру, — согласился он, напоминая Гоннату (да и себе) о том, что в Энторе в общем-то нечасто пёк пироги… Гоннат одобрительно хмыкнул.

— Вот-вот… Ты посмотри, какие подсолнухи. И хватает у этих уродов совести их топтать?

Шёл третий день похода. Войско двигалось на север по торговому тракту, который тянулся от границы с Кезорре, с востока огибая Заповедный лес. Справа сейчас, действительно, желтело подсолнуховое поле — высокие цветы выстроились радостно и браво, словно ещё одно войско.

Но совсем недавно, этим утром, они встретили первую деревню, разорённую и дотла выжженную альсунгцами. В обгорелых развалинах обнаружилось три трупа: два старика и один молодой мужчина. Остальных жителей деревни (и в особенности женщин), должно быть, увели в плен: всем известно, что альсунгцы видят в войнах способ поживиться рабами… Когда люди лорда Толмэ наспех предавали прощальному огню тела крестьян, в глазах у Вилтора темнело от ненависти. Он представлял себе, как этот мужчина сжимал вилы или топор, пытаясь защитить свою семью, — и как какой-нибудь светлобородый северянин вспорол ему живот, улыбаясь во славу своих богов…

Как он мог и раньше, до Доры и Великой войны, знать о подобных вещах — и мириться, нисколько не беспокоясь?… Вилтор и понимал, и не понимал свою безмятежность той поры: легкомысленную похвальбу дружбой с лордом Заэру, и материнские пирожные, и пьянки, пьянки без числа, о которых теперь стыдно вспоминать… Может, впрочем, и был какой-то смысл во всём этом — как и в том, что он изменился.