Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

Грязно — и достаточно примитивно, надо сказать. Люди поступили бы точно так же.

— Если он закроется, произойдёт то же самое, — парировал Альен. Теперь благодарный взгляд Тааль был ещё теплее и счастливее; Ривэн, поглядывая на тауриллиан, тщетно старался скрыть довольный вид.

Цидиус, утробно зарычав, вновь занялся мясом. Поэт, как ни в чём не бывало, заговорил с тауриллиан-женщиной; Альен понял, что эту партию выиграл. Можно расслабленно откинуться на спинку стула — но почему-то не хочется… В том, как Тааль сидела с неестественно-прямой спиной, как щипала еду по-птичьи мелкими движениями, как избегала прямо смотреть на него, он кожей ощутил что-то новое. Одиночество, в котором холодно, которое вечно гонит куда-то, бормочет, насылая дурные сны…

Он знал о нём, как никто.

— Так с твоей матерью случилась беда?

— У неё больна душа, — просто ответила Тааль, глядя на пляску молний в небе за прозрачной стеной.

Что ж — не медицинское определение… Однако часто точнее и не скажешь.

— Ты любишь свою мать, Тааль?

Ривэн воззрился на него, как на идиота. Альен не отреагировал.

— Да, — вздохнула Тааль; кажется, даже глаза у неё увлажнились. Этот туманно-серебристый оттенок, Хаос бы побрал его… Не совсем тот, темнее и резче, но всё-таки, всё-таки… Фиенни. Альен вдруг понял, что задыхается. — О да. Я очень люблю её.

— А она тебя любит?…

Ледяные руки леди Тоури — монотонный голос ровный пробор спокойной ночи сын ступай ну что же ты смотришь… Чудовище, позор семьи, отчего ты не можешь просто делать что тебе говорят?!

— Она… — Тааль помолчала; очередная молния ярко осветила её задумчивый — всерьёз — профиль. — Я не… Да. Да, конечно же, любит.

Ему вдруг захотелось сделать нечто ужасное, непоправимое. Сказать то, что он никогда никому не говорил. Даже Фиенни — потому что ему не нужно было говорить, он и так знал…

— А моя мать никогда не любила меня. И отец тоже. Представляешь?…

Кажется, он ещё и улыбнулся при этом. О четвёрка богов, ну и напился же ты, Повелитель Хаоса…

— Наверное, они просто мало знали тебя, — убеждённо и с сочувствием сказала Тааль. Ривэн, похоже, уже мечтал прикинуться мебелью.

Альен достал нож боуги, не пряча его от бессмертных. Дубовые листики снова как-то зловеще резнули ему ладонь.

— Это, по-моему, твоё, Тааль-Шийи. Забирай. Не хочешь промокнуть и попасть в грозу?

Она не откажется, разумеется. Не должна отказаться… Фолиант раскрыт, роли расписаны; Хаос внутри Альена остервенело вторил грому и ветру.

Тааль кивнула, с тоской поведя бескрылыми лопатками.

— Хочу, а то здесь душно.

— Эх, третьего-то захватите… — крякнув, Ривэн погладил набитый живот и с некоторыми затруднениями выбрался из-за стола. — Я тут с ними не останусь. Не люблю волков, знаете ли.

Новое войско королевы Хелт готовилось к походу на Дорелию. Десять тысяч лучших бойцов, которых отобрали для решающего рывка — штурма Энтора — готовились победным маршем пройти через границу, как только окончательно сойдёт снег. Многими сотнями командовали ти'аргские рыцари: Хелт решилась отказаться от своих изначальных правил и доверять важные чины не только альсунгцам. Впрочем, все иноземцы в армии проходили особую проверку в личном присутствии её величества.

Когда весна полностью вошла в силу, на захваченных землях установился наконец относительный порядок. Новая власть распределилась по ти'аргским провинциям, прежняя — подчинилась ей. Последние непокорённые лорды склонили головы и присягнули Хелт на верность: её победы в Дорелии (особенно битва на равнине Ра'илг, быстро обросшая зловещей славой), союз с новыми (якобы народными) правителями Кезорре и с кочевниками Шайальдэ, которые с помощью её колдовства сумели избавиться от многолетней Немочи, — всё это заставило лордов сильно задуматься и пересмотреть старые убеждения.

То же самое произошло с бывшим советом короля Тоальва, с судами, ростовщиками и торговцами, со жрецами из храмов четвёрки богов и Прародителя. Всё случилось стремительно и кроваво; при необходимости альсунгцы прибегали к силе мечей и стрел, но такая необходимость возникала нечасто. Несколько стихийных бунтов прокатилось по королевству зимой, но организованного восстания никто не осмелился поднять: Ти'арг был обескровлен. Профессора первой и лучшей в Обетованном Академии к весне возобновили работу, а студенты — обучение. Сменившиеся знамёна и незначительные поправки в уставе мало мешали им; но, тем не менее, в древних коридорах Академии и на широких улицах столицы воцарилось уныние. Жизнь продолжалась, однако стала жизнью в позоре, и бывшие друзья или дальние родственники при встречах отводили глаза.