Ева Фёллер - Золотой мост [litres]

Почему они выбрали именно меня, до сих пор оставалось загадкой. Вероятно, я просто встретилась на их пути. И наверняка я стала обладательницей маски, просто случайно наткнувшись на лавку в Венеции. Хотя Себастьяно считал, что у Старейшин случайностей не бывает.

– Возьми маску, дитя мое, – сказала Эсперанца своим надтреснутым голосом.

Костлявой рукой сорвав маску с крючка, она протянула ее мне. Маска была из черного бархата и вокруг прорезей для глаз расшита крошечными жемчужинками. Я нерешительно приняла ее. Легче перышка, она лежала на ладони и на ощупь казалась до странности знакомой. Даже примерять не требовалось, чтобы убедиться, что она мне точно впору, словно для меня сделана. Вероятно, так оно и было. Спрашивалось только, зачем мне дают ее теперь. Кроме того, я хорошо помнила, что в прошлый раз маска принесла мне сплошные неприятности. Поэтому мне стало очень не по себе.

– Значит, здесь мне тоже нужно выполнить какое-то задание? Какое-то особое? Я думала, нужно только помочь Себастьяно. Хосе сказал, что он тут застрял. Что произошло? Что он должен сделать? И что делать мне?

– Тебе кое-что понадобится, – Эсперанца деловито двигалась по комнате. Выдвинув ящик комода, она достала оттуда кошелек и дала мне. – Деньги. Следи только, чтобы не украли. Постой… У меня же здесь… Где же это было? А, вот он. – Она порылась в остатках тканей и вытащила на свет кожаный мешочек. Засунув в мешочек свернутую маску и кошелек, я повесила его на шею так, чтобы он скрылся в вырезе моего падающего свободными складками грубого одеяния. К сожалению, во времена, подобные этому, на каждом углу ошивались карманные воришки, и с ценных вещей глаз спускать было нельзя.

Между тем Эсперанца, спешно и особо не раздумывая, доставала платья, нижнее белье, обувь и прочие вещи и запихивала все в большой мешок. Ответа я ждала напрасно. В ее духе было избегать объяснений и никогда не говорить конкретно, что требовалось делать. Догадываться приходилось самой.

– Вот, это тебе пригодится, – сказала Эсперанца, всучив мне набитый мешок.

– Большое спасибо. Что же я должна?..

Она перебила меня на полуслове:

– Маску можешь надеть на бал, но для перехода во времени тебе разрешается использовать ее только в крайнем случае. И под крайним случаем я имею в виду опасность для жизни.

У меня мороз по коже пробежал. Прозвучало так, словно она не сомневается, что этот случай может наступить.

– Обещаю вам, что так и сделаю. Но какое задание?

И опять она меня перебила:

– На кону стоит очень многое. Пойдем со мной, дитя мое, – она поманила меня в подсобное помещение, так же набитое всякой всячиной, как и сама лавка. В задней стене имелось витражное окно из зеленоватого стекла в свинцовой обрешетке. Оно было открыто, и за ним виднелась река – первое реальное доказательство тому, что мы действительно были на мосту.

– Смотри, – сказала Эсперанца. Она стянула покрывало со старого напольного зеркала. Увидев расплывчатые подвижные силуэты на матовой серебристой поверхности, я испугалась. Одно из тех самых зеркал. У всех Старейшин были такие. Когда я последний раз заглядывала в венецианскую лавочку Эсперанцы, я примерила перед ее зеркалом одну маску, но, кроме собственного изображения, ничего в нем не обнаружила, а маску там и оставила.

Теперь все было иначе. Я стояла прямо перед зеркалом, но саму себя не видела. Видимо, эта штука как раз была включена, или как там еще это называется. В зеркале можно было увидеть будущее. Неправильное будущее. Именно поэтому Старейшины в них и заглядывали – чтобы обнаружить нежелательный ход событий. И затем отправить в путь Стражей времени, которым предстояло все исправить.

– Подойди ближе, – сказала Эсперанца. – Тебе будет лучше видно.

С большей радостью я бы умчалась отсюда без оглядки. Неохотно подойдя вплотную к зеркалу, я постаралась истолковать размытое изображение. Сначала оно было черно-белым, мутным, прыгало из стороны в сторону и не имело четких очертаний. Но чем больше я всматривалась, тем картинка становилась четче, пока передо мной не возникли отдельные фигуры. Картинка все еще оставалась крупнозернистой и бесцветной, как старое-престарое немое кино, но при ближайшем рассмотрении я поняла, что там происходило – какая-то война. В панике бегали люди, бросались в укрытия, прятались за остатками стен. Действие разворачивалось на открытой местности. На заднем плане лежали в руинах дома, между ними возвышались горы обломков. Внезапно в углу экрана разорвалась бомба или снаряд, от чего в разные стороны полетели осколки камней, и картинка на несколько секунд затемнилась. Впечатление создавалось тем более жуткое, что происходило все без единого звука. Я не слышала даже собственного дыхания, потому что от ужаса перестала дышать, пока не увидела, что случилось дальше. Пыль улеглась, и кошмар продолжился. Среди развалин повсюду лежали убитые. По территории стали продвигаться отдельные фигуры с оружием на изготовку. Должно быть, это они устроили взрыв. Из-за обвалившейся стены выполз кто-то уцелевший. С огромным усилием он, раненый, встал на ноги, с поднятыми руками заковылял из своего укрытия – и был хладнокровно застрелен одним из вооруженных людей.