Яцек Пекара - Прикосновение зла

– А святой Иоахим? Чьи останки ты на самом деле выкопал? – Голос Теодора вырвал меня из размышлений.

– Через десять лет каждый местный горец поклянётся тебе жизнью своей матери, что это кости святого Иоахима. Через десять лет Херцель получит большую известность как место чудесных исцелений, а радостные и благочестивые паломники будут стекаться со всей империи. Разве это не станет лучшим доказательством того, что скелет принадлежит святому Иоахиму? Разве лицезрение чудес не убедит маловерных в могуществе реликвии?

Он похлопал меня по плечу. Сегодня он сильно злоупотреблял жестами поверхностной и излишней сердечности, но я решил его простить.

– Что ты с этого получишь, Мордимер? Где здесь собака зарыта?

Я пожал плечами и с грустью подумал, что с Херцеля я не получу ничего, кроме воспоминаний.

– Даже кольцо Иоахима я отдам церковной комиссии, – ответил я. – Значит, у меня не останется ничего.

– Странный ты человек. – Тур смотрел на меня со смесью любопытства и сострадания. – Мы могли бы вместе разбогатеть.

– Я где-то читал о верблюде, игольном ушке и богачах. Не знаю, читал ли ты книгу, о которой я говорю...

Он покачал головой, как будто этими словами я подтвердил какие-то его подозрения или опасения.

– Прощай, Мордимер, – сказал он наконец.

– До свидания, Теодор.

– Надеюсь, что нет. – Он криво улыбнулся, повернулся и пошёл в сторону таверны. Я наблюдал за ним, пока он не исчез за дверью, а потом похлопал лошадь по шее.

– Вот всё и кончилось. Все актёры расходятся, а бедный Мордимер остаётся с пустыми руками и багажом человеческой обиды, – я почесал коня за ухом, и он заржал и посмотрел таким взглядом, будто прекрасно понимал, что я имею в виду.

Мир – это театр, в котором обычно не играют одну пьесу за раз. Сюда человек приходит, чтобы посмотреть гротеск или комедию, чтобы посмеяться и отдохнуть, и вот вдруг комедия превращается в трагедию, или комедия и трагедия идут одновременно, иногда даже с одними и теми же героями, выступающими на сцене. Таким театром стал для меня Херцель, город, из которого я уезжал с тяжёлым сердцем, поскольку я провёл в нём много хороших моментов, и многие, многие из них должны были остаться в моей памяти. Я знал, что не раз и не два в грустные, одинокие ночи я буду вспоминать тепло, исходящими от тела Дороты, её поцелуи, ласки и, честно говоря, немного раздражающие прозвища, которые она для меня придумывала, но которые, однако, по мере того, как будет идти время, перестанут раздражать, а сделаются милыми. Я также знал, что не раз и не два вспомню демоницу, которая выдавала себя за одну из Старых Богинь. Невероятно могущественную демоницу, стоящую за пределами моих способностей. Я не смог бы её ни узнать, ни укротить, ни победить или изгнать. Я думал, что в словах, что она уничтожила бы меня одним движением брови, могло быть много правды. Много, если не вся. Я также знал, что буду помнить поразительные метаморфозы иномирья, которые я имел возможность засвидетельствовать. Была ли сила демона настолько велика, что она сформировала соседнюю часть иномирья по своей воле? Почему, однако, будучи демоном, она сделала из него радостное место, дружественные человеку? Почему она не создала вселенную, которую я мог бы посетить с невыносимой болью? Эти вопросы должны были остаться без ответа. Скорее всего, я должен был сообщить обо всём соответствующим властям, но по тем причинам, о которых я уже говорил, я собирался сохранить всё это в секрете. Поступал ли я вопреки тому, чему меня учили? Очевидно, что да. Но разумный человек не всегда позволяет себе руководствоваться приказами, указами и директивами, навязанными другими. Иногда нужно иметь собственный разум. У меня его было достаточно, чтобы знать, что исповедь о событиях, произошедших в Херцеле, не принесла бы никому пользы, но многим людям разрушила бы жизнь. И меня это интересовало главным образом потому, что я сам, собственной особой, был бы среди них. А может быть, даже стал во главе их. Так что я уезжал из Херцеля. Тем же путём, каким приехал. Когда я подошёл к таверне, в которой я ранее разговаривал с двумя инквизиторами, я уже издалека услышал крики трактирщика и нытье избиваемого подростка.

Так и вертелся мир. Некоторые вещи оставались в нём неизменными, независимо от обстоятельств. Где-то там гремели войны, люди рождались и умирали, плели интриги, пылали великой любовью или великой ненавистью, колдуны строили свои коварные планы, демоны опутывали человеческие умы и сердца, Старые Боги являлись добропорядочным инквизиторам, а здесь день за днём трактирщик ругал маленького, подлого негодяя. Я подъехал к ограде и увидел ту же сцену, что и в день моего приезда в Херцель. Мужчина в заляпанном фартуке дёргал за ухо лохматого мальчика, а дёргал он так, что чуть не оторвал ему ухо. Мальчик пытался вырваться, плакал, заклинал всем святым, пускал слёзы и сопли, но мужчина не отпускал.