Anne Elliot - Песнь темной воды

Глаза Дея расширились от ужаса:

— Где умирает? Ты в своем уме, девочка?

— Там, где ты его оставил. Идем же скорей!

Дальнейшее Лита помнила смутно: откуда-то взялись почти все жители «дома боли» и напуганная Мика. Короля бережно внесли в замок и старуха, словно юная девица, помчалась в покои Ворона впереди всей процессии.

— Что ты наделал? — крикнула она на бегу, обращаясь к Дею.

— Я не знаю, — оправдывался перепуганный Дей. — Мы же не впервые, Мика…

Несколько дней старуха не покидала покои своего любимого Тилли. Девушка хозяйничала на кухне сама, а молчаливые обитатели замка все это время помогали ей.

Вечером пятого дня усталая Лита, убрав посуду после ужина, уже намеревалась пойти прилечь, как в кухню вошла Мика. Лицо старухи было спокойным — совсем не таким, каким девушка видела его в последний раз.

— Ну что? — спросила Лита. — Его Величеству легче?

— Да, дочка, — негромко ответила старуха и уселась за стол. — Тилли пришел в себя, поговорил со мной и даже поел. Опасность миновала.

— А что с ним все-таки случилось, Мика?

— Подарочек братца дал о себе знать, надо же столько лет ничего, а тут… — в голосе старухи зазвучала злость.

— Какой подарочек? — недоуменно воскликнула Лита.

Мика не ответила. Она посидела немного молча, потом подняла глаза на девушку.

— Девочка, — сказала она тихо. — Я и не знаю, как тебя благодарить. Мы все не знаем. Если бы не ты, наш король умер бы там на скалах — ночь была холодной и ветреной — а мы бы все хватились только утром, ведь был уже поздний вечер. Спасибо тебе, доченька.

С этими словами старуха вышла из-за стола и крепко обняла растроганную Литу.

Все эти дни Мика не отходила от Литы. Король стремительно поправлялся, и ему больше не нужна была помощь названной матери, поэтому старуха хозяйничала на кухне и пыталась, помимо своих обычных обязанностей, выполнять работу, которую привыкла делать девушка.

— Мика! — возмутилась однажды Лита. — Я вроде не больна, как Его Величество и не заслуживаю такой заботы.

Старуха смутилась.

— Прости меня, девочка, — сказала она. — Я просто не знаю, как выразить, насколько я тебе благодарна.

Лита, протиравшая в это время посуду, швырнула кувшин на стол так, что он жалобно брякнул, и резко обернулась.

— Меня обижают твои слова, Мика. Пройти мимо умирающего может только очень злой человек. Неужели ты думаешь, что я могла бы спокойно отправиться спать, увидев, как Ворон лежит там, на скалах?

Старуха вздохнула:

— Мимо другого ты, может, и не прошла бы. Но наш король оскорбил твоего… — тут Мика замялась, подбирая нужное слово. — Твоего друга. И тебя оставил в замке против воли. Тилли считает, что причинил тебе много бед, и тоже удивлен твоим поступком.

Лита вспыхнула.

— Значит тебе и твоему драгоценному Тилли доводилось встречать только плохих людей. Но те, кого знаю я, никогда бы не поступили иначе. А теперь мне нужно идти, — зло бросила девушка и быстрым шагом покинула кухню.

Сначала Лита взволнованно ходила по своей комнате из угла в угол, злясь на Ворона и Мику и пытаясь понять, что именно так сильно ее обидело. Затем раздражение уступило место угрызениям совести: девушка не привыкла отвечать на заботу грубостью. Лите вдруг стало так стыдно, что захотелось, как в детстве, разреветься навзрыд.

«Если хочешь плакать — пой!» — вспомнила Лита мамины слова. Девушка вздохнула, уселась на коврик перед камином и затянула старую песню, которую ей когда-то пела мама. Песня рассказывала о человеке, потерявшем свою любимую — слова были полны такой боли и тоски, что Лите на миг показалось, будто человек, сложивший песню, хотел поведать историю Ворона и королевы Рейны.

Она пела, и слова кружили ее, уносили вдаль — к небольшой могиле в королевском саду, на которой весной и летом цвели яркие, пахучие, самые красивые растения. И очень жаль, что никто из королевской семьи и даже слуг, очень любивших умершую, так и не посадил там скромные голубые цветы — те самые, что больше других любила королева. Лита вспомнила — мать Эрина умерла, когда принцессе Айне не исполнилось и года — простудилась под холодным осенним дождем и больше не встала.