Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

За это время они трижды съезжали с дороги. Войск ретичей становилось все больше, да и двигались устало, видно, издалека, непростой проделав путь. Мертвец прикинул: путешествие паломников, сбор воинства, после отъезд – на все про все у собиравшего народ бога огня должно уйти не меньше трех-четырех месяцев. Чтоб со всей Рети да с уверенностью, что прибудут к нужному часу. И это не считая простых священников, двигавшихся своим ходом, в повозках или верховыми, с семьями и окружением, вот как тот, которого они зарезали на самом въезде в княжество. Значит, все приготовления необходимо начинать за полгода до – и все это время Ремета молчал, надергав себе команду в самый последний миг. Почему так? Неужто не знал о приготовлениях? Да быть того не может. Или считал, что господь не станет торопиться до конца зимы, а то и до новогодья. Ретичи как и кривичи, отмечают его в день весеннего солнцестояния, многие из них, попав в Урмунд, сильно удивлялись празднованию уходящего и встрече нового лета посреди зимы, в самый короткий день в году. Но больше поражались иной странности – провод старого года совмещался с датой уплаты налогов в республике. Скаженный праздник, что после этого говорить об урмундцах, если они самый веселый и жизнерадостный день сумеют испортить походом по мытарям. Ну а после, конечно, возлияния и неважно, что разбавленным вином, и ночь любви, когда грешки не считаются. Так повелось с первопоселенцев, так продолжается и поныне. Вот после подобных рассказов Урмунд уже и развратен и помешан на деньгах.

Узашлив снова поднялся к дороге – они хоронились в небольшой лощине, заросший густым тальником – свистнул, давая понять: путь свободен. Лошади, уставшие от езды по кустам, медленно стали выбираться на дорогу, ведомые вымотанными людьми под уздцы. Постоянное ожидание неприятности буквально сковывало движения. Да еще и мороз, хоть и ослаб, по-прежнему неприятно пробирал до костей. Ветер поднялся, верно, он и прежде дул с изрядной силой, но тогда они ехали в столь дремучем бору, что внутрь него не пробиралось ничего, кроме пушившего снега. Снег давно перестал, а вот ветер, напротив, усилился, на дороге поднимая столбы белой пыли, ведьмины столбы, как их называли по всей Кривии. Лес заметно поредел, сказывалось присутствие людей, все чаще отряду встречались проплешины, землянки углежогов и лесорубов, работавших в этих местах прежде, теперь, когда бор перестал родить трехохватные дерева, приходилось уходить дальше, чтоб подыскать ствол потолще, под нижние венцы сруба. Лиственниц или кедров, из которых они рубились, более не осталось в здешних краях, только сосны, шедшие на верхние венцы хижин, да и те, разлапистые, с покосившимися стволами, уже не годились для строительства, на растопку разве.

Мертвец вспрыгнул в седло, двинулся за отрядом. К нему присоединилась Маля, он даже обернулся, ожидая увидеть Врешта рядом, но нет, тот уехал вперед. Странные меж ними отношения сложились, они не то постоянно мирились и ссорились и снова мирились, не то молотобоец все пытался завоевать расположение ведьмы, да получалось скверно, он то отступался, то, видя едва не во всех соперников, начинал новую осаду крепости, которая должна же была пасть до прибытия к замку. А вот все зачем-то сопротивлялась.

– Мертвец, прости меня еще раз, – вдруг заговорила Маля. – Мне до сей поры неудобно за мои слова о смерти. Я ведь не знала.

– Я не держу зла на тебя, – тут же ответил он.

– Все одно тебе не по себе.

– Каждому так. До крепости не добрались, а тут такое. Хоть назад поворачивай.

– Не дай боги, – Маля непроизвольно сделала охранительный знак. – Мне надо исполнить обещанное, очень.

– Ради своих. Это правда, что старик держит твою родню…

– Нет. У меня никого, Мертвец, – женщина помолчала. – Прости, мне не слишком удобно называть тебя так. Понимаешь… это очень старая история и видимо, мне придется рассказать ее.

– Пока на дороге никого. Я слушаю.

– Я просила Ремету прервать ход моих жизней. О них и был разговор меж нами.

– Твоих… жизней? – переспросил наемник. Она кивнула.

– Когда-то, давно это было, крепость Метох служила пристанищем совсем иного народа, древлян, о них теперь можно услышать только в сказках. Я одна из них, верно, последняя. Ретичи и кривичи истребили нас, а мы растворились в них. Да и неважно, что стало. Храм бога огня прежде принадлежал богине смерти. Сюда приходили те, кто отчаялся жить и надеялся найти утешение в ее объятиях. Жрицы, взвешивая на весах человеческую жизнь, либо разубеждали пришедшего, либо давали ему настойку, от которой он умирал в сладостном забвении. Это считалось высшим знаком милосердия богини – умереть пред ее алтарем, видя прекрасные сны, уводившие к ее престолу. Мы тогда верили не в долину вечности, а в единственный храм, куда стекаются все заблудшие души, нашедшие, наконец, покой. Я хотела умереть именно так. Увы, но уже больше тысячи лет храм принадлежит другому богу, а богини… ее не стало.