— Стрый, отпусти их, — закричал обрадованный его появлением Митяй. Он незаметным усилием пригнул ветер к земле. Овца и домовенок покатились в ближайшие кусты.
Стояли теплые дни. Он был прежним пастухом, способным двигать облака, зажигать звезды и качать Луну. И Стрый никуда не пропал. Ощущения пьянили! И юноша безоглядно поверил тому, что видел. Снова дома! Все живы, вечером он вернется в весь и полюбуется издалека на Милаву, ну, хотя бы взглянет на мельницу ее отца. Захотелось заплакать от счастья, злой сон закончился!
Однако вдруг мир зарябил, раз, второй и на третий покрылся изморозью. Листья ольхи почернели и свернулись в высохшие трубочки. Трава будто поседела. И как-то сам собой исчез Стрый, за ним Чара, Лохматик, словно рисунки на песке. Один за другим. И лишь крик застыл на губах. Стойте! Так не честно. Куда же вы?..
Он очутился в темной вдовьей избе. Все предметы отливали серым глянцевым цветом. Марфа что-то напряженно втолковывала Дементию, тот ей кивал, однако звуки не доносились, как если бы воздух заменили водой. Пастух усиленно заморгал – на том месте, где только что были вдова с рыцарем, размазалась красная краска с алыми всполохами. Она скатывалась, набухала и выбрасывала в стороны кровавые искры. Она не подчинялась никаким законам — абсолютно чуждая, чужая для этого серого блеклого мира. «Как же это? – подумал паренек. – Что происходит?» Но ответа не последовало.
Митяй открыл глаза и увидел над собой тот же потолок избы. Сквозь открытую дверь с улицы шел поток свежего холодного воздуха. Парень натянул до подбородка сшитое из мелких шкурок одеяло. Переход от сна к яви был резок, дрема не хотела отпускать. Тяжело верилось в окружающее, со страхом вспоминалось пережитое. Потом он почувствовал запахи разгоряченного тела и еле уловимый лавандовый, которые смешивались с устойчивым духом от свежеиспеченных блинов.
– Да как вам не стыдно. Если едак спать, всё проспать можно. Я уже и печь натопила, и блины испекла, и с купцом договорилась, а они с лавок до сих пор не слезли, – возмущалась их хозяйка.
И воспоминания о сне потускнели. Нестерпимо захотелось прижаться к Марфе, потереться щекой о ее руки, закопаться в сборках поневы. Такая живая, такая желанная! С недавних пор он смирился с тем, что в нем уживались два этих чувства: нежное — к рыжей Милаве, и страстное — к чернявой Марфе.
— Мы у тебя, словно голуби в дивном саде, даже шевелиться не хочется, – мечтательно пробурчал Митяй и полетел на пол вместе с одеялом.
– Ну вот, язык прикусил, — обиделся паренек, уткнувшись носом в сапожки женщины.
– Ну-ка, живо на двор умываться и за стол, нас ждать долго не будут, -- скомандовала вдова, не обращая на его причитания внимания.
– Слушаемся, хозяюшка, – бодро проговорил Дементий и спрыгнул с кровати. Мужчина ловко переступил через пастуха, поцеловал возлюбленную и выскочил во двор.
Марфа внимательно посмотрела на Митяя. Тот все оценил правильно: поднялся с пола, торопливо накинул рубашку и выбежал вслед за рыцарем. Во дворе столкнулся с ослом хозяйки. Тот каким-то образом вырвался из загона и теперь раздраженно бегал по пушистому снегу, который за ночь укутал землю. При виде Митяя осел требовательно запросил овса, рыцаря он игнорировал.
– Не, брат, с тебя и соломы достаточно, – сказал животному пастух, обнял его за шею и завел обратно в загон. Осел несколько раз фыркнул и уставился на него слезливым взглядом. Ах, проказник, не дождешься. Митяй подложил новой соломы и отошел к бадье, где, поеживаясь, ополоснул лицо, и поспешил вернуться в дом. В это время рыцарь привычно вылил на себя бочонок холодной воды, растерся и начал у банной клети делать свои ежедневные упражнения. Он медленно двигал руками и телом, застывал в странных позах, иногда резко выдыхал. До меча пока не дотрагивался.
В избе Митяй занял за столом центральное место. Марфа поставила перед ним горку золотистых блинов и крынку сметаны. Ему подумалось, что вот рыцарь уедет и заживет он с ней душа в душу. Найдет причину, почему домовята исчезли из города, освоит промысел, например, того же коробейника, а там и вдова к нему сменит свое отношение…
– А что за купец, Марфа? – вернул Митяя на землю вопрос Дементия. Воин раскраснелся и излучал тигриное удовольствие. Любил он поутру брызгаться в ледяной воде. Вот если бы еще не заставлял пересаживаться на угол.
– Перемысл, он торгует рудой и каменьями с дальних гор, знакомый моего покойного мужа, а может, и родственник, до конца сама не знаю. Мне всегда старается помогать и, как понимаю, имеет определенный интерес к происходящим событиям, – пояснила женщина, подливая сметаны. Марфа была как никогда спокойна, даже задумчива.
Читать дальше