Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

– Так пусть вас всех пожрет Ледяная ярость, а с ней тьма и безумие, как меня съедает моя боль! Пределы нарушены! Печати сорваны! Пророчество обернется проклятием!

Низина звенела мошкарой. Сказывалась близость болот, рта не открыть, чтобы не залетел мелкий кровопийца. После встречи с Лешим минуло несколько дней. Без провизии, оставленной вредным старикашкой себе, с едой было не очень. Бортничество не помогло, найденный улей оказался пустым, только ленивые пчелышевелились внутри. Брусника стояла белой, а терять время на охоту было нельзя. Время поджимало — королевское войско шло, в отличие от него, по прямой, по тракту. Если уж со Смолянкой не получилось, то он рассчитывал первым добраться до Княжего града. И тогда будет время выполнить задуманное: кое-кого увидеть, кое-кому посмотреть в глаза.

Мужчина провел рукой по лицу, слишком заросшему для него вчерашнего и такому привычному для него нынешнего. Затем положилладонь на рукоять своего меча. На душе немного полегчало. Меч — единственное свидетельство того, кем он когда-то был. Все остальное утеряно, все, кроме меча и его жизни. Он его сохранил. И меч хранил его. Убивец – так называл его пастух-проводник, боялся, но называл. И был прав: убивать он умел.

Впрочем, расслабляться не следовало. Паренек уже не раз выделывал кренделя, так что невольно начнешь задумываться при виде такого, например: тропинка уткнулась в деревянный столб, чье навершие увенчивали три человеческих черепа, лишенных плоти и с выклеванными глазами. На лбу одного из черепов пристроился крупный паук, на других виднелись трещины. С колдовством приходилось сталкиваться не раз, и каждый раз после оставался горький осадочек. Рубежцы же, казалось, притягивали к себе колдовство. Один Леший чего только стоил!

— Так и должно? – поинтересовался он успутника. Тот, как часто с ним бывало, вздрогнул. Что же он такой нервный? Да и выглядел не очень: рана на плече, залепленная живицей, кровоточила, левая рука отнималась, и, как всегда, хмур и весь в себе.

– Нет, раньше здесь были Чуры, – ответил проводник, отгоняя здоровой рукой оводов. Те отлетели и тут же вернулись.

– Теперь, смотрю, покровители сменились, — усмехнулся мужчина. Эти леса оказались пустынными, но не пустыми. Причем нежити в них встречалось гораздо больше, чем обычных людей. А люди, взять хотя бы этого пастуха, с теми еще странностями.

— Так и время лихое. Пойдем скорее, мне худится и есть очень хочется, — устало произнес проводник и заторопился по тропинке вперед.

Глядя ему в спину, мужчина не в первый раз пожалел, что вытащил этого глуповатого паренька из-под носа хмыря, надо было оставить его у трупа той девушки, ненадолго он бы ее пережил. Не все ценят добрые дела, а многие их и не замечают. С другой стороны, он явно не ради благодарности его спасал: пусть тот потом и травил его, и пытался настроить против него Лешего, сам бы он дольше обходил местные топи и ловушки.

Леший… Его колдовство скручивало руки и ослабляло дух, и трудно было сказать, смог бы он что-либо противопоставить ему. Впрочем, тогда, повинуясь порыву, он был действительно готов принять смерть. И если лесной колдун решил бы забрать его жизнь, не стал бы сопротивляться. Заслужил. Однако не умирать же от рук этого долговязого увальня!

Мужчина ускорил шаг, легко догнал проводника и пошел за ним след в след. Мало ли, что на сей раз тот задумал.

За старой корявой ольхой тропинка сделала поворот, и открылся вид на достаточно большую избу. Она возвышалась на добрую сажень за счет угловых столбов-куричинов, раскинувших коряги снизу, как курица лапы. Рядом располагалось ухоженное хозяйство с хлевом и сараями, отгороженное от леса невысокой изгородью. Над кровлей курился дымок, пахло свежим хлебом.

– Ты знал, что здесь живут? – спросил он проводника, внимательно озирая окрестности. Безлюдно. Засады вроде бы нет.

— Идем, идем, нас ждут, – торопливо ответил тот.

При их появлении белая сова с перьями в черную крапинку нехотя оторвалась от крыши и, ухая, полетела вглубь леса.

Они поднялись по скрипучей лестнице, остановились на пороге и совершили глубокий поклон. Посреди избы стоял стол, накрытый красной скатертью, за которым лицом к вошедшим сидела высокая женщина немолодых лет. Ее красноватые распущенные космы падали волнами на расшитый драгоценной нитью сарафан, местами покрытый рунической вязью. На длинной точеной шее красовалось ожерелье из цепей с крупным красным яхонтом посередине, в ушах -- серьги-голубцы, на ножках – кожаные сапожки, украшенные мудреным узором.