Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

– Каким таким делом, может, подмогну?

– Тебе искусство не понять, не трать мое время.

– Ты имеешь в виду те две строчки: «Твой лед руками растоплю, тебе я счастье подарю»? Фу, более унылого набора звуков не придумаешь. Творческий бздец настиг и не отпускает? Да любого ярмарочного менестреля кондрашка хватит от такого рифмопорства!

– Подслушиваешь?

«Ого, – удивился анчутка, – Потапыч почти зарычал! Обиделся что ли? Нашел, на что обижаться. Ну и пусть, все равно не отпустит. А если с другой стороны зайти?»

– Чтобы не услышать твоего бормотания, надо уши законопатить. Выпусти, и я тебе такие вишни сочиню, которым сирены южных морей обзавидуются, любое женское сердце растопят. У меня талант толочь лед и пудрить мозги!

– Ну уж нет, сиди, где сидишь, пудри себе… что там у нежити в наличии. А я пока отойду. Тьфу, весь настрой сбил. И… не балуй! Я рядом.

Мужичок с интересом стал смотреть, как хозяин из человека в медведя оборачивается.

Сначала его затрясло от потуги, затем кости задвигались – как только кожу не прорвали? Тело округлилось, увеличилось, лицо превратилось в морду, и, наконец, шерсть отовсюду из-под кожи повылазила. Нехилый черно-бурый медведь встал на лапы: дышит, вздыхает, вертит мордой. Да чтобы батю к маме не пускали, откуда такие народятся?!

– На меня ты не дыши, из пещеры убеги, – прошептал как можно тише анчутка.

Интересно, как проговорка откликнется?

Зверь рыкнул в его сторону и медленно, вперевалочку, направился в соседние коридоры искать вдохновения. Какой послушный мишка! Как-то встречал мужичок в одном борделе такую же тонкую натуру… Яскером, кажется, кличали – тот еще бабник и балагур. Вздохнул, огранный круг сильно уменьшал силу скороговорок. Находясь в нем, особо не пошутишь. Однако своего он все же добился! И как только Потапыч скрылся из виду, анчутка проговорил:

– Повернись-ка на бочок, прикуси-ка язычок.

Медвежонок, до этого спокойно лежавший в соседней ложбине, неожиданно заскулил, вскочил и отбежал от бока медведицы. От него разлетелись в стороны разноцветные бабочки. «Так… Дело пошло», – обрадовался затейник. И принялся размахивать руками, показывать язык, улюлюкать и всячески дразнить малыша. Тот встал как вкопанный, понюхал воздух, дал лапой себе по уху, не понимая, что от него хотят. Затем повернулся спиной и пошел обратно к мамке.

– Нет, куда же ты? – забеспокоился мужичок. – Неуклюжий ты, растяпа, наступи себе на лапу.

Было видно, как медвежонок споткнулся. На этом терпение у него лопнуло! Он зарычал, развернулся и побежал на обидчика, но в момент, когда собирался уже схватить его зубами, врезался носом в невидимую преграду. От боли и обиды детеныш совсем по-человечьи заревел – некоторое время на проказника смотрели наполненные болью два черных глаза – и понесся обратно к медведице.

Та, видимо, что-то почувствовала. Заворочалась, преодолела сонливость, встряхнулась и пошла навстречу своему сынку. Когда тот к ней прижался, она лизнула его в мордочку, а потом посмотрела на мужичка. Тяжело так посмотрела. Нехорошо. С продолженьицем!

Опытная медведица не стала атаковать в лоб. Она отстранила свое дитятко и обманчиво лениво обошла огранный круг по периметру. Ее ноздри раздувались, она принюхивалась – искала слабое место в колдовском плетении и вскоре его нашла. Остановилась, оскалилась и принялась рыть землю.

– Давай, косолапая, маши быстрее лапами, – подбодрил ее анчутка.

Риск, конечно, был… Но когда еще такой случай представится? По песчинке, по волосочку сдерживающее заклинание истончалось – оно было против него, но никак не против местных обитателей. Материнская звериная ярость делала свое дело. Еще чуть-чуть…

В момент, когда рухнули запреты и проход освободился, нежить стрелой взлетела на холку медвежонка, мявшегося рядом, и с азартом проговорила ему в ухо:

– Выноси меня наружу и забудь про злую стужу. Мамка – враг тебе, беги, на нее ты не гляди!

И тот понес, что тебе ретивый конь!

Медведи начали пробуждаться от рева рассерженной мамаши. Как он ее провел, красава! И уже не так были страшны слова Потапыча, кинутые вдогонку:

– Я оторву тебе голову, мелкий засранец! Попомни мои слова! Я оторву тебе голову!

Среди пихт и можжевельника, высоко над уровнем моря, здесь, в Катуйских горах, дышалось необычайно легко, хоть легкий морозец и заставлял поеживаться. Впрочем, качество воздуха Ларнику заботило мало, как и окрестные виды. Ее обманчиво юный возраст скрывал сотни прожитых лет. Так что узнать мир она успела. Дождя нет, горы не трясет — все остальное не главное. К тому же ей порядком надоела бесконечная извилистая дорога. Мелкие камушки норовили впиться в сбитую подошву сандалий, желтый первоцвет среди черных глянцевых валунов мозолил глаза. Потому она даже обрадовалась, когда на нее вышли трое бродяг. Вернее, это по ее мнению бродяг, они-то считали себя великими вояками, такими, прям, истинными кнехтами. Их дешевые рыжие гамбезоны, кривые палаши и вечный перегар изо рта хорошо стимулировал на разные чудачества и кривляния. От мысли, что ее захотят сызнасиловать прямо посреди горного серпантина, немного перехватило дыхание. Слегка, чуть-чуть. Бедокурить она любила.