Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

Воин потряс головой и, в свою очередь, недоуменно поинтересовался:

– Я сейчас должен испытать муки совести?

– По крайней мере, ты должен испытывать разочарование, собственно, оно тебя и гложет, – резюмировал их экзотический собеседник. Он почесал своей громадной ладонью грудь, и Митяй заметил, что ногти у него тщательно обработаны.

– Я видел в жизни немало, чтобы понимать свое место, но многие бы подтвердили, что страх не показывал ни в сече, ни в миру, ни перед королями, ни перед колдунами, – твердо молвил рыцарь, его взгляд разве только не буравил допрашивающего.

Митяй схватил анчутку и прижал к груди, вдруг поможет? Тот обиженно засопел, для вида повертелся, повырывался и притих. Настоящая реальность только одна, и точка. Но эта реальность его очень плохо слушалась, привычный мир стремительно ускользал. Противоречия и несовершенство, несовершенство и противоречия…

– Да при чем тут страх? – в голосе местного хозяина прозвучала высокая нота. – Я говорю о следе в истории, в сердцах людей, о взносе в кладовую, о наследии! Чего ты добился такого, чтобы память о тебе жила? Что ты оставишь своим потомкам? Вспомнят ли они тебя, сидя ненастным вечером у костра или у камина? Или ты исчезнешь подобно тени в полдень, как мимолетный сон, которого будто и не было?

– Дементий самый храбрый и благородный рыцарь на всем белом свете, – не выдержал и вмешался в разговор Митяй.

Это была отчаянная попытка удержать окружающее под контролем. При этих словах лех крепко сжал губы, а его рука непроизвольно сжалась. Ну да, ну да, храбрый, иногда превращается в зверя, но кто из нас не без огреха?

– Он сам за себя сказать может, да и знает он предел своему благородству, – бархатным голосом возразил его неожиданный судья. – И потом, посмотрите, каким образом он сыскал славу храбреца… А приобрел он ее с помощью меча, даденного предками и взятого без разрешения. Как долго спасала бы в бою его храбрость, если б не острота и прочность этого клинка? И если сложить вместе достижения как плюсы и неудачи как минусы, то получится в лучшем случае ноль, а в худшем – кукиш. Негусто, не так ли? С таким багажом отправляться к праотцам, даже по-геройски защищая друга от сотен разъяренных медведей, должно быть, стыдно?

Митяй всмотрелся в желтоватый сумрак пещеры и с ужасом осознал: если это место для кого-то и рай, то они в нем всего лишь одно из блюд…

Где-то вдали зажужжало, все посерело, звуки отдалились. В этот раз обошлось без алого с красным. Потапыч с Дементием лишь поблекли, если не считать анчутки. Тот да, выделялся, словно рисунок, обведенный несколько раз мелом. Что-то сдвинулось в этом мире. И тут увидел Митяй, как души зверей, одна за другой выходят из медвежьих тел и направляются к нему, но вместо злобы и ненависти в их глазах слезы и страх. «Что же вас так могло напугать?» – подумал паренек. И, сам от себя того не ожидая, потянулся к ним, попробовал погладить и успокоить, и у него получилось! Его сознание расширилось, стало захватывать, принимать в себя боль, даря успокоение и надежду.

Однако голос хозяина вернул его обратно:

– Юноша, ты только разбудишь этих ласковых зверюшек, и я не уверен, что не присоединюсь к выражению их неудовольствия, а мы ведь еще не обсудили тебя.

– О, нет, – не выдержал анчутка, – когда же он свое сладенькое бла-бла-бла закончит?

– Тебе не кажется, что однажды, решив вернуть из небытия некую девушку, ты упустил возможность спасти целую весь? Ты, который мог разговаривать с ветром и срывать с небосклона звезды, ничего не сделал для своих соседей, для своего народа! – посыпались обвинения теперь уже на голову паренька.

Но они сделали свое дело! Все вернулось: разум освободился от миражей и видений, если, конечно, это были миражи и видения; реальность встала на полагающееся ей место ; зато желание отвечать честно и искренне заполнило сердце. Новый знакомец явно владел особым колдовством, на его вопросы всегда следовали ответы.

– Это провокация, не поддавайся, тебя к чему-то склоняют! – мужичок вывернулся из рук пастуха и от волнения даже кувырнулся через голову. Однако тот остался к его проделкам равнодушен. Он не отрываясь смотрел в глаза оборотня и переживал бурю чувств. Вот умеют же некоторые! Вроде бы и слова обычные, но интонация, голос, мимика заставляют раскрываться, ты откровенничаешь и при этом волнуешься и эмоционируешь от мысли, что тебя не поймут!

– Мне больно и стыдно, – наконец признался пастух, – но я не знаю, что мог бы сделать и на что способен. И ты прав, мои сородичи не заслужили той смерти, на которую их обрекли, а народ – той участи, которую ему приготовили.