Андрей Вольмарко - После дождя (СИ)

Человек тряхнул головой, убирая волосы с лица.

— Доволен? — прошипел он.

— Нет.

Баэльт рванулся вперед, проскользнул под выпадом и приставил клинок к горлу мужчины.

— Кажется, я выиграл, — прохрипел он ему в лицо. — И даже не запыхался.

Что бы на это всё сказала Каэрта? Скорее всего, надавала бы ему по голове.

— Неплохо, — прохрипел мужчина, медленно кивая. Меч с грохотом выпал из его руки на мостовую. — Я был бы признателен тебе, если бы ты не убивал меня. Даже спасибо скажу.

Толпа всё так же молчала. Неужели остались ещё люди, которые помнили, что кровь и смерть — не развлечение? Баэльт был приятно удивлён.

— Ты мог бы убить меня, — заметил Баэльт, не спеша убирать клинок от горла мужчины.

— А ты можешь убить меня сейчас.

— Справедливо, — Баэльт убрал клинок и отошёл на пару шагов.

Мужчина утёр воду с лица. На его лице проступило удивление.

— Вот так? И никакой крови?

— Разве что чуть- чуть.

Рана легла поперёк плеча, вспарывая промокшую рубаху. Человек от удара откинулся назад с диким криком.

Никто не сдвинулся с места.

— Возможно, ты когда- нибудь поблагодаришь меня, — расслабленно проговорил Баэльт, вытирая клинок платок.

Он кивнул гулякам в сторону человека, и они бросились к нему. Надо же. Помогают, а не обирают, как обычно. Неужели что- то меняется в Веспреме? Или же это потому, что эти люди — не из Веспрема?

Баэльт не знал ответа. И не хотел знать. Он прикрыл глаз и попробовал просмаковать момент, когда до детины дойдёт, что меч в руках он более держать не сможет.

Но наслаждения не было.

Тишая бы накричала на него за такое.

А ему это всё было безразлично. До боли безразлично. Он должен был запыхаться. Должен был чувствовать удовольствие от победы.

Но чувствовал лишь тяжёлые прикосновения мокрого плаща.

Мурмин подошёл к нему тяжёлым шагом. Он протянулюстициару его любимую шляпу.

— Пошли отсюда, Мрачноглаз. Здесь нам больше делать нечего. Совсем.

Поправив шляпу, Баэльт снова взглянул на собравшихся зрителей. Переводя взгляд с наёмника на юстициара, они молчали.

На их лицах не читалось ни осуждения, ни гнева. Лишь какое- то глухое непонимание.

Тишая, что я сделал не так?…

Баэльт слегка отсалютовал морякам. И, развернувшись, поравнялся с шлёпающим по лужам Мурмином.

— К Каэрте? — мрачно поинтересовался Мурмин.

— Мурмин.

— Ладно, ладно…

Дождь и город поглотили их.

Дождливое утро в Веспреме никогда не радовало никого. Как и любое другое утро тут вообще. Говорили, что раньше, когда тут не было факторий, утром можно было видеть радостные лица. Кто- то ещё умел наслаждать жизнью. Однако теперь, когда из северный части города в тёмно- синее небо поднимались шлейфы тёмного дыма, всё было по- другому. Раньше люди жили проще. Легче. Свободнее.

Но когда Веспрему даровали Торговое право, всё изменилось. Люди сошли с ума, всем внезапно понадобились деньги.

Забавно, скривился Баэльт. Стоило получить свободу, как все стали зависимы. Король отпустил их — но звон и блеск золота держал сильнее всяких цепей.

Он мрачно разглядывал из- под шляпы унылые, обшарпанные стены улочек торгового квартала. Капли дождя медленно падали с неба. Пока этот дождь был слабым, однако юстициар знал — ближе к полудню он превратиться в ливень, а едва- едва светлое небо снова потемнеет, как ночью.

Когда- то Веспрем был городом красивым и гордым. А теперь превратился в крайне прибыльную помойку.

Мимо него по камням мостовой прогрохотала тележка с рыбой. Толкающий её торговец смерил юстициара усталым, сонным и злым взглядом. Баэльт ответил ему тем же. Вежливость за вежливость.

За тележкой тянулись длинной чередой коты. Облезшие, грязные, израненные. Их можно было принять за кучки грязного тряпья, если бы не громкий, умоляющий скрип, что они издавали.

Рано утром торговый квартал спал. Встретить тут можно было лишь воров, что спешили убраться с улиц до полного наступления дня, да торговцев, что шли открывать лавки или же спешили с лотками к самым прибыльным местам.

И, разумеется, нищие, что ковыляли в сторону храма Двоих к утренней службе. Когда горожане выйдут из храма, сонные и утомлённые долгой и нудной службой, на них налетит эта оборванная, вопящая толпа, вымаливая деньги на еду несуществующему голодному сыну. Жрец выйдет из храма, прикрикнет на нищих, а потом попросит милостивых горожан пожертвовать несколько монет тем, кто влачит более жалкое существование.